Темная Башня. Том 3

— Как только мы найдем Тауэра, ты поедешь своей дорогой, Джон. Которая не совпадет с нашей. Если хочешь, устрой себе небольшой отдых. Дня на два, а потом можешь возвращаться, — Роланд надеялся, что они задержатся в Ист-Стоунэме максимум до захода солнца, но ему не хотелось ограничивать себя какими-то рамками, даже на словах.

— Мне кажется, ты не понимаешь, что у меня сейчас самый горячий сезон, — он протянул руки, и Роланд бросил ему мяч. — Мне нужно покрасить эллинг… починить крышу сарая…

— Если ты останешься с нами, — перебил его Роланд, — возможно, тебе больше никогда не придется чинить крышу.

Каллем посмотрел на него, изогнув бровь, пытаясь понять, насколько серьезно следует воспринимать слова Роланда, и ему определенно не понравилось то, что он увидел.

Не участвующий в их разговоре Эдди вновь вернулся к вопросу о том, видел ли Роланд Тауэра или нет. И теперь осознал, что в первый раз дал на этот вопрос не правильный ответ: Роланд таки видел Тауэра собственными глазами.

«Конечно, видел. Именно Роланд перетащил шкаф, набитый первыми изданиями, в Пещеру двери. Роланд смотрел прямо на него. Конечно, видел его искаженным, но…»

Цепочка умозаключений оборвалась, но, похоже, ассоциативный процесс привел к тому, что мысли Эдди вернулись к драгоценным книгам Тауэра, таким раритетам, как «Доган» Бенджамина Слайтмана-младшего и «Салемс-Лот» Стивена Кинга.

— Я только возьму ключи, и в путь, — но Каллем не успел сделать и шага, как его остановил голос Эдди:

— Подождите.

Каллем вопросительно взглянул на него.

— Думаю, нам еще есть о чем поговорить, — и поднял руки в ожидании мяча.

— Эдди, времени у нас в обрез, — напомнил Роланд.

— Я знаю, — ответил Эдди. «Может, даже лучше, чем ты, потому что именно у моей жены времени остается все меньше». — Если бы я мог, то оставил бы этого говнюка Тауэра Джеку, а сам бы попытался попасть к Сюзанне. Но ка мне этого не позволила. Твоя чертова старушка ка.

— Нам нужно…

— Помолчи, — никогда раньше он не позволял себе так говорить с Роландом, но слово сорвалось с губ само по себе, и он не испытывал ни малейшего желания забрать его назад. А где-то в голове раздался привычный напев Кэллы: «Каммала — кам — кам, разговор закончу сам».

— И что ты надумал? — спросил его Каллем.

— Есть такой человек, Стивен Кинг. Вам знакомо это имя?

И по глазам Каллема понял: да, знакомо.

3

— Эдди, — такой неуверенности в голосе Роланда Эдди слышать еще не доводилось. «Он, как я, не очень-то понимает, что нам делать». Мысль эта не радовала. — Андолини, возможно, до сих пор ищет нас. Что более важно, он может переключиться на Тауэра, раз уж мы ускользнули от него… и, как ясно дал понять сэй Каллем, Тауэр сделал все, что мог, чтобы найти его не составило труда.

— Послушай меня, — ответил Эдди. — Я руководствуюсь интуицией, но не только ей. Мы встретили одного человека, Бена Слайтмана, который написал книгу в другом мире. В мире Тауэра. В этом мире. И мы встретили еще одного человека, Доналда Каллагэна, который был персонажем книги из другого мира. Опять же, этого мира, — Каллем бросил ему мяч, и Эдди снизу, сильно перекинул его Роланду. Конечно же, стрелок без труда мяч поймал. — Все это может показаться ерундой, да только книги просто преследовали нас, не так ли? «Доган». «Волшебник страны Оз». «Чарли Чух-Чух». Даже выпускное сочинение Джейка. А теперь «Салемс-Лот». Я думаю, если этот Стивен Кинг — реальный человек…

— О, он реальный, все так, — Каллем посмотрел в окно, выходящее на Кейвадин-Понд. На другом берегу выли сирены. А черный столб дыма по-прежнему пачкал синее небо. Поднял руки, прося мяч. Роланд бросил его по дуге, и мяч едва не задел потолок. — И я читал книгу, о которой вы говорите. Купил ее в Сити, в магазине «Книжная страна». И подумал, что она стоит тех денег, которые я за нее заплатил.

— История о вампирах.

— Точно. Я слышал, как он говорил о ней по радио. Сказал, что позаимствовал идею из «Дракулы».

— Вы слышали этого писателя по радио, — кивнул Эдди. У него вновь возникло ощущение, будто летит сквозь зеркало, вниз по кроличьей норе, сваливается с кометы, и попытался приписать происходящее с ним «Перкодану». Но не складывалась. Внезапно он стал сам себе казаться эфемерным, чуть ли не прозрачным, тенью, через которую все видно почти все, стал тонким, как… ну, тонким, как страница книги. И не помогало осознание того, что этот мир, лежащий на отрезке луча времени, датированным летом 1977 года, представлялся более реальным, чем все прочие где и когда, включая его собственные. Чувство это было абсолютно субъективным, не так ли? Если уж ставить вопрос ребром, как мог кто-нибудь знать, что он — не персонаж истории, сочиненной каким-то писателем, или не мимолетная мысль, мелькнувшая в голове едущего в автобусе чмо, или не пылинка в глазу Бога? Думать о таком — безумие, а если думать долго, точно можно свихнуться.

И все-таки…

«Дад-а-чам, дад-а-чи, нечего волноваться, ключ у тебя».

"Ключи, это по моей части, — подумал Эдди. А потом: