Все их вопросы, по существу, сводились к двум моментам, которые они действительно хотели знать: почему я убежал и кто мне в этом содействовал. Я мог бы следовать заведенному порядку: имя-должность-личный номер
[110], но решил дать более развернутые ответы. Я захотел убежать, сказал я, потому что узнал у одного из охранников-кан-тои, случайно прочитав его мысли, чем мы тут занимаемся, и идея мне не понравилась. Как-то ночью я улегся спать, сказал я, а проснулся около Мерритт-паркуэй. Сначала они полностью отвергали эту версию, потом убедили себя, что такое возможно, прежде всего потому, что я ни на йоту не отклонялся от нее, сколько бы раз они к ней ни возвращались. И, конечно, они уже знали, какие огромные у меня возможности, насколько я отличаюсь от остальных Разрушителей.„Вы думаете, на каком-то подсознательном уровне вы — телепорт, сэй?“ — спросил меня Финли.
„Откуда я могу это знать? — спросил я в ответ. Думаю, отвечать вопросом на вопрос — мудрое правило, которому целесообразно следовать во время допроса, если это относительно мягкий допрос, как было в моем случае. — Я никогда не ощущал в себе такую способность, но, разумеется, нам зачастую не дано знать, что может учудить наше подсознание, не так ли?“
„Надейтесь на то, что вы — не телепорт, — вставил Прентисс. — Мы можем смириться с любой сверхъестественной способностью, кроме этой. Эта, мистер Бротигэн, означает смерть даже для такого ценного работника, как вы“. — Скорее всего тогда я ему не поверил, но потом, из разговора с Трампасом, мне стало ясно, что Прентисс мог говорить правду. В любом случае такой была моя версия, и я никогда от нее не отклонялся.
Слуга Прентисса, чел, между прочим, по имени Тасса, приносил поднос с пирожными и банками „Нозз-А-Ла“, мне этот напиток нравился, потому что вкусом напоминал рутбир, и Прентисс предлагал мне и первое, и второе… но после того, как я расскажу им, от кого я узнал о разрушении Лучей и как сумел сбежать из Алгул Сьенто. Поскольку нужных ответов я не давал, начинался очередной круг вопросов, только на этот раз, задавая их, Прентисс и Горностай жевали пирожные и запивали их „Ноззи“. Но в какой-то момент они сдавались и позволяли мне выпить и закусить. Боюсь, в умении вести допрос они не могли сравниться с нацистами, поэтому мои секреты так и остались при мне. Они старались прочитать мои мысли, конечно, но… мы же слышали поговорку о том, что не стоит и пытаться обмануть обманщика?»