Темная Башня

Тед направляется к воришке, поднимает бумажник и видит, что игравшие в стикбол мальчишки смотрят на него, разинув рты. Показывает им бумажник, словно это какое-то оружие с болтающимся стволом, и мальчишка, который держит в руках отпиленную ручку от швабры, вздрагивает. Весь следующий год, или около того, это вздрагивание Тед будет видеть в своих кошмарах чаще, чем падающее тело. Собственно, будет видеть и потом, пусть и реже, всю жизнь. Потому что он любит детей, и никогда не пугает их специально. И он знает, что они видят: мужчину со спущенными брюками, из-под которых видны боксерские трусы (он понятия не имеет, торчит из ширинки его конец или нет, и если торчит, то его это нисколько не удивит), бумажником в руке и безумным выражением окровавленного лица.

— Вы ничего не видели! — кричит он им. — Вы меня слышите! Вы меня слышите! Вы ничего не видели!

Потом он подтягивает брюки. Возвращается к портфелю, поднимает, но к пакету со свиной отбивной не прикасается, к черту свиную отбивную, он потерял аппетит, вместе с верхним передним зубом. Бросает еще один взгляд на лежащее на тротуаре тело, на испуганных мальчишек. Убегает.

С этого начинается его новая карьера.

5

Конец второй пленки выскользнул из прорези в ступице бобины, и мягко зашуршал, протягиваясь через головку магнитофона.

— Господи, — выдохнула Сюзанна. — Господи, какой бедняга.

— Как же давно это произошло, — и Джейк покачал головой, словно пытался разогнать застилавший ее туман. Для мальчика годы, отделяющие его когда от когда Бротигэна, казались непреодолимой пропастью.

Эдди взял футляр с третьей бобиной, достал ее, вопросительно посмотрел на Роланда. Стрелок привычным жестом вертанул рукой, тем самым говоря: скорее, скорее.

Эдди заправил пленку в головку магнитофона. Ранее ему такого делать не приходилось, но для этого не требовались знания инженера-ракетчика. Усталый голос продолжил, вещая из Пряничного домика, который Динки Эрншоу придумал для Шими, реального места, для создания которого потребовалось только воображение. Балкон на наружной стене Темной Башни, так назвал его Бротигэн.

Он убил мужчину (случайно, с этим согласились они все; они привыкли не расставаться с оружием, и знали разницу между случайным и сознательным его применением безо всяких дискуссий) примерно в семь вечера. А к девяти часам того же вечера уже катил в поезде на запад. Тремя днями позже просматривал колонку объявлений «Требуются бухгалтеры» в газете Де-Мойна[53]. Теперь он знал о себе несколько больше, чем раньше, понимал, каким должен быть осторожным. Более не мог позволить себе злиться, даже когда для злости были все основания. Прежде был безобидным телепатом, мог сказать вам, что вы съели на ленч, мог сказать, где в колоде лежит дама червей, потому что об этом знал шулер, державший игорный притон на углу… но, разозлившись, Бротигэн получал доступ к копью, ужасному копью…

— Между прочим, это неправда, — заметил голос из магнитофона. — Про безобидного телепата, и я это понимал, даже когда был молокососом, пытавшимся попасть на военную службу. Просто не знал слова, каким следовало меня называть.

Как выяснилось, слово это — умножитель. Позднее он понял, что определенные личности, скауты, отыскивающие людей со сверхъестественными способностями, уже тогда наблюдали за ним, оценивали его потенциал, зная, что он выделяется даже среди телепатов, но не зная, насколько выделяется. Во-первых, телепаты, живущие не на Ключевой Земле (их фраза) встречались редко. Во-вторых, к середине 1930 годов Тед начал осознавать, на что он действительно способен: если прикасался к разуму другого человека в состоянии эмоционального подъема, человек этот на короткое время становился телепатом. Не знал Бротигэн другого: сверхъестественные способностей тех, кто были телепатами, под его воздействием усиливались.

Значительно усиливались, умножались.

— Но я об этом еще расскажу, — пообещал Бротигэн.