Темная бездна

Оглянувшись, я на мгновение отпустил одной рукой руль, чтобы помахать маме в ответ, но в тот же миг велосипед накренился и начал выписывать дикие зигзаги. Я чуть было не сверзился на землю в первый же выезд, но успел поймать руль и выправить машину. Педали крутились невероятно плавно, словно были смазаны сливочным маслом, колеса быстро вращались по разогретой мостовой. Я понял, что такой велосипед способен выпорхнуть из-под тебя, словно ракета. Нажав на педали, я рванул вдоль по улице. В моих только что подстриженных волосах засвистел ветер, и, честно говоря, мне показалось, что я достиг самой вершины человеческого счастья. Я привык к старой, провисшей цепи и передаче, которая требовала усиленной работы ногами, но эта машина была послушна малейшему прикосновению. Нажав на тормоза в первый раз, я едва не вылетел из сиденья вверх тормашками. Сделав широкий круг в конце улицы, я снова набрал скорость и вернулся назад так быстро, что на затылке выступил пот. Впечатление было такое, что велосипед вот-вот оторвется от земли, однако машина была послушна любому, даже самому легкому движению руля и поворачивала, едва я успевал только подуматьо том, в какую сторону хочу ее направить. Подобно ракете, велосипед нес меня по тенистым улицам родного города. Разрезая ветер вместе с моим новым велосипедом, я понял, каким должно быть его имя.

— Ракета, — сказал я, и это слово, сорвавшись с моих губ, улетело куда-то за спину в порывах ветра. — Тебе нравится это имя?

Велосипед не сбросил меня из седла и не вильнул в сторону ближайшего дерева. Так что ответ можно было считать утвердительным.

Я почувствовал себя значительно увереннее: выписывал восьмерки, запрыгивал на край тротуара, и Ракета повиновалась мне во всем беспрекословно. Склонившись к рулю, я заработал педалями что было сил, и Ракета вихрем понесла меня вдоль Шентак-стрит — полосы тени и света стремительно сменяли одна другую. Я вильнул к тротуару, колеса шли плавно, почти не замечая трещин в асфальте. Ветер теплой волной врывался в легкие и овевал прохладой лицо, дома и деревья проносились мимо, слившись в одно размытое пятно. В какое-то мгновение мне почудилось, что мы с Ракетой превратились в одно целое, в единое создание из плоти и смазки. Я рассмеялся от счастья, и в тот же миг мне в рот влетел жук. Мне было наплевать — я проглотил жука, потому что был непобедим.

Легко угадать, что случилось потом, — судьба не прощает подобной самоуверенности.

Я налетел на выбоину, не потрудившись затормозить или объехать препятствие, и почувствовал, как Ракета вся содрогнулась от переднего до заднею крыла. Рама хрустнула, руль вырвался у меня из рук, передняя шина ударилась о край бетонного поребрика, отчего велосипед поднялся на дыбы и изогнулся, словно разъяренный жеребец. Мои ноги утратили контакт с педалями, а зад оторвался от седла. Взлетев на воздух, я вспомнил слова мамы: «Леди просила передать тебе, что на этом велосипеде нужно ездить очень осторожно, пока ты не привыкнешь к его норову».

У меня было мало времени для размышлений. В следующее мгновение я с треском рухнул в гущу живой изгороди, окружавшей чей-то двор. Из моей груди вырвалось громкое «ы-ых-х-х!», и зеленая листва приняла меня в свои объятия. Я едва не проломил в живой изгороди сквозную брешь. Сильно исцарапав руки и лицо, я, к счастью, ничего не сломал — крови почти не было. Выбравшись из зарослей и стряхнув с себя листья, я первым делом отыскал глазами Ракету. Она лежала на боку в траве. Меня охватил ужас: если окажется, что я в первый же день сломал новенький велосипед, то отец спустит с меня три шкуры. Опустившись на колени рядом с Ракетой, я проверил, все ли цело. Передняя шина была потерта и крыло чуть помято, но цепь была на месте, и руль смотрел прямо. Фара тоже не разбилась, и рама ничуть не погнулась. Поразительно, но Ракета была жива-здорова, отделавшись после ужасного падения лишь легкими ушибами. Поднимая велосипед, я поблагодарил ангела-хранителя, который парил все это время над моим плечом, а потом, проведя пальцем по смятому крылу, я вдруг заметил в фаре велосипеда глаз.

Золотой глаз с черным зрачком внимательно и спокойно взирал на меня.

Я потрясенно поморгал.

Глаз исчез. Передо мной снова была обыкновенная фара — простое круглое стекло, прикрывающее отражатель с лампочкой посередине.

Несколько минут я внимательно смотрел на фару, но глаз больше не появлялся. Взяв Ракету за руль, я повернул ее вокруг своей оси, со света в тень и обратно, но потрясающее видение не возвращалось.

Тогда я ощупал голову в поисках шишек, но не нашел ни одной.

Я забрался в седло и покатил по тротуару назад к дому. Наученный горьким опытом, я ехал теперь гораздо медленнее и осторожнее, сумев разглядеть уже через какие-то двадцать футов осколки бутылочного стекла, разбросанные впереди. Я свернул на дорогу и миновал опасное место, с ужасом представив себе, что могло бы случиться, если бы я въехал в битое стекло на полной скорости: несколько царапин от кустов живой изгороди показались бы тогда легким испугом.