Зная, что поступаю неправильно, я приоткрыла дверь и увидела Дона Муни. Закрыв лицо руками, он жалобно расплакался, как огромный младенец.
— Папа! — крикнула я, пытаясь перекрыть рыдания Дона. — Что тут у вас происходит?
Отец воззрился на меня, изумленный моим неожиданным появлением. Дон тоже меня заметил и притих, только мелко вздрагивал. Из его опухших глаз навыкате струились ручьи слез, из носа тоже текло.
Папа вздохнул и ссутулился, будто бремя, давящее на его плечи, внезапно стало в десять раз тяжелее.
— Дон опять решил прихватить на работу нож.
Отец кивнул в сторону до боли знакомого кинжала, который лежал на письменном столе. Именно этот нож Дон когда-то приставил ему к горлу.
— Он распугал толпу покупателей, и мистер Дэй его уволил. Уже не в первый раз.
— Я не знала, что его и прежде выгоняли с работы.
Дон съежился.
— Просто раньше я все улаживал. Дон ввязывался в неприятности, а я выручал его из беды. — Голос отца, обычно мягкий и полный участия, утратил свою мелодичность, звучал сухо и отстраненно. Его лицо осунулось от недосыпа, под глазами залегли темные круги. — Я только и делаю, что пытаюсь помочь всем на свете, и к чему это привело? Кончено, я только все порчу. Пусть эти двое живут, как хотят.
— Двое? — переспросила я, но Дон горестно взвыл, заглушив мои слова.
— Папа, мы же сейчас о Доне говорим? — Мне вдруг стало жалко плачущего великана, хотя нож, лежащий так близко, не вызвал приятных воспоминаний. — Дон, ты ведь никому не угрожал?
— Нет, мисс Грейс, — толстая нижняя губа Дона обиженно задрожала. — Люди уже и так перетрусили. Всё толковали про чудище — то самое, что пыталось сожрать Мэри-Энн. Вот я и показал им кинжал. Он ведь из чистого серебра, еще мой прапрадед ходил с ним на чудищ! Так мне дедушка рассказывал. Все мои предки давали клятву убивать монстров. Я хотел показать людям, что могу защитить их от чудища, пока оно не…
— Довольно! — оборвал его отец. — Нет никаких чудовищ.
Дон опять скукожился.
— Но дедушка…
— Дон! — Выразительно взглянув на него, я повернулась к отцу. — Папа, ты нужен Дону. Ведь ты обещал помочь ему. Нельзя же все бросить просто потому, что задача оказалась слишком трудной. Как насчет прощения обидчиков до семижды семидесяти раз? Каждый из нас «сторож брату своему», ты же сам нас так учил.
Тут меня захлестнуло чувство вины. Как я только посмела? Ведь сама я чуть не отступилась от Дэниела лишь потому, что столкнулась с непредвиденными проблемами. А теперь имею наглость цитировать Священное Писание родному отцу, да еще с ошибками.
Папа провел ладонью по лицу.
— Прости меня, Грейс, ты права. Это мое бремя, и я должен его нести.
Он положил руку Дону на плечо:
— Пожалуй, я поговорю с мистером Деем еще раз.
Дон порывисто обхватил отца своими ручищами.
— Спасибо, пастор Дивайн!
— Пока что не стоит благодарности, — отец едва не задохнулся в смертельных объятиях великана. — Мне придется на время забрать твой нож.
— Нет! — воскликнул Дон. — Он же дедушкин. Единственное наследство, которое мне от него досталось! Он мне нужен… для чудищ.
— Таковы условия сделки, — отрезал отец и посмотрел на меня. — Грейс, спрячь нож в надежном месте. — Он повел Дона из кабинета, по дороге тот с тоской озирался на свое сокровище. — Через пару недель обсудим, можно ли его тебе вернуть.
Я засунула контрольную обратно в рюкзак, распрощавшись с надеждой получить сегодня папину подпись, и взяла в руки нож. Он оказался тяжелее, чем я ожидала. Тусклая поверхность лезвия была испещрена загадочными темными знаками. Нож выглядел старинным, даже драгоценным. Я знала, что отец имел в виду под надежным местом. Отодвинув цветочный горшок, стоявший на книжном шкафу, я извлекла спрятанный за ним ключ и отперла верхний ящик отцовского стола, где тот хранил самое важное — например, сейф для воскресных пожертвований и аптечку. Я сунула кинжал под карманный фонарик и вновь заперла ящик.
Положив ключ на место, я ощутила укол сожаления. Хоть я и помнила, на что способен Дон, вооруженный холодным серебряным клинком, но все-таки невольно сочувствовала его утрате. Каково это — лишиться единственной памяти о дорогом человеке?
— Привет, — окликнула меня Черити, незаметно скользнув в кабинет. — Ты просто молодец. Я слышала, что ты сделала для Дона.
— Вообще-то, я больше думала о папе, — сказала я. — Не хочу, чтобы завтра утром ему пришлось раскаиваться за сегодняшний поступок.
— Боюсь, завтра ему в любом случае придется нелегко.
Я вскинула глаза на Черити — казалось, она с трудом сдерживает слезы.
— Почему?
На самом деле я не хотела слышать ответ. Я цеплялась за надежду, что завтра все будет по-старому: утренняя овсянка, заурядный школьный день и курица с рисом на ужин в теплом семейном кругу.
— Дочери Мэри-Энн хотят похоронить ее завтра, накануне Дня благодарения, чтобы не отменять отпуск.
— Ну, это меня как раз не удивляет, — вздохнула я. — После смерти обычно следуют похороны.