Темная богиня

Хорошо хоть до рождественских каникул остался всего один день, а там — трехнедельная передышка, после которой родители неминуемо узнают о моих оценках… В канун рождественского бала вся школа отправилась на хоккейный матч, чтобы снять напряжение. Я исправно глазела на каток, уплетала засахаренный миндаль на пару с Эйприл и рукоплескала Питу, оставаясь при этом безучастной к всеобщему веселью.

После игры Пит позвал меня на вечеринку в доме Бретта Джонсона, но я отказалась, сославшись на усталость, и тут же добавила, заметив его разочарование, что хочу как следует отдохнуть перед танцами. Сверкнув улыбкой, Пит намекнул, что за мной опять должок. На том мы и расстались. Я соврала ему, что сразу лягу спать, но сидеть дома мне вовсе не хотелось. В конце концов я решила помочь папе, который, как всегда по средам, разбирал с прихожанами библейские тексты. Мне казалось, что в приходе я меньше всего рискую наткнуться на Дэниела. Как бы не так!

Раздав собравшимся учебные брошюры и томики Библии, я удалилась на приходскую кухню, где выложила на серебряный поднос мамино карамельное печенье и опустила по леденцу из тростникового сахара в каждую кружку с горячим шоколадом. Оставив печенье на потом, я отнесла согревающее питье раскрасневшимся с мороза гостям, слушая, как отец мелодичным голосом цитирует Священное Писание. Его слова звучали, как колыбельная. Дон Муни едва не задремал и очнулся, лишь когда я поставила перед ним дымящуюся кружку.

— Спасибо, мисс Грейс. — Дон осоловело моргнул и отхлебнул шоколада.

Я присела на свободный стул рядом с ним. Как ни странно, в этот раз папа не стал зачитывать легенду о рождении Иисуса, хотя прежде всегда обращался к ней перед Сочельником. Сегодня на смену яслям, пастухам и ангелам пришли Христовы притчи. Мои веки отяжелели, глаза закрывались сами собой, но тут скрипнула входная дверь, и в коридоре послышались шаги. Я сонно подумала, что стоило сварить побольше шоколада.

— Давайте перейдем к притче о блудном сыне, — сказал отец.

Я открыла пятнадцатую главу Евангелия от Луки. В тот же миг дверь приоткрылась, и в комнату тихо скользнул Дэниел. Дыша на замерзшие руки, он осмотрелся вокруг, ища себе место. Наши взгляды встретились. Я поспешно уставилась в раскрытую Библию, лежавшую у меня на коленях.

Папин голос звучал все так же ровно. Он вел рассказ об отце и двух сыновьях. Старший из братьев был праведен и трудолюбив; младший же взял у отца деньги и потратил их на распутных женщин и кутежи. Он пал так низко, что решил вернуться к отцу и попросить о помощи. Тот обрадовался возвращению блудного отпрыска, накормил и одел его, а потом созвал всех друзей на пир. Но старший сын, который всегда слушался отца, был зол на брата и отказался принять его из ревности.

Дочитав последние строки, папа спросил:

— Почему праведному сыну было так трудно простить своего брата?

Слушателей смутила внезапная смена тона. Люди переглянулись между собой, пытаясь понять, ждет ли пастор ответа на свой вопрос.

— Миссис Людвиг, — обратился папа к пожилой даме на первом ряду, — почему вы долго не могли простить своего сына, когда он угнал и разбил вашу машину прошлой зимой?

Миссис Людвиг слегка покраснела.

— Потому что он этого не заслуживал. Даже прощения не попросил. Но в Библии сказано, что надо прощать друг друга, — она похлопала свой экземпляр священной книги по выцветшей странице.

— Верно, — подтвердил отец. — Мы прощаем людей не потому, что они этого достойны, а потому, что они нуждаются в нашем прощении — как и мы сами. Я уверен, что вам стало намного легче, когда вы помирились с сыном.

Миссис Людвиг кивнула, поджав губы.

Моя шея пылала. Я ощущала на себе пристальный взгляд Дэниела.

— Но почему прощение дается с таким трудом? — спросила миссис Коннорс.

Дон нервно заморгал и испустил хриплый вздох.

— Виной тому гордыня, — ответил папа. — Чтобы простить ближнего, нужно проглотить обиду и поступиться своими интересами. В Священном Писании ясно говорится, что человек совершает тяжкий грех, упорствуя в своей гордыне и не желая простить виновного. В сущности, праведному сыну из нашей притчи грозит более серьезная опасность, чем его блудному брату.

— Выходит, блудного сына нужно любить, что бы он ни натворил? — спросил Дэниел из своего угла.

Я вскочила. Это уже слишком!

Папа устремил на меня вопросительный взгляд.

— Печенье, — объяснила я и вышла из комнаты под одобрительное «М-м-м!» собравшихся. Когда я вернулась с угощением, занятие преждевременно подошло к концу, но мне было все равно. Я хотела домой. Пока я собирала грязные салфетки и носила на кухню пустые кружки, гости толклись вокруг стола, оживленно беседуя о подарках и рождественских колядках. Закончив с уборкой, я подошла к отцу и попросила разрешения уйти.

— Что-то мне нехорошо. Лягу сегодня пораньше.