Темная Дейзи

Путь сюда казался таким одиноким и бесповоротным. Дорога ведет к спрятанной тропе, которая вскоре резко обрывается. Отсюда до бухты Блексэнд можно добраться только двумя путями: рухнуть на верную смерть с высоты трехсот футов или пробраться по крутой, каменистой дорожке на песчаные дюны внизу. Тропа местами разрушилась почти полностью, поэтому лучше смотреть под ноги. Несмотря на все годы моих посещений, бухта Блексэнд кажется мне самым красивым местом в мире.

Уже далеко за полдень, и солнце висит низко в туманном голубом небе, а шум моря звучит как старый знакомый саундтрек, по которому я скучала. На мили вокруг нет ничего и никого, я вижу лишь песок, океан, небо. И Сигласс, устроившийся на своем древнем каменном фундаменте вдали, о который разбиваются волны.

Добравшись до подножия скалы, я снимаю туфли и наслаждаюсь ощущением песка между пальцами ног. Это будто возвращение домой. Я игнорирую старую ржавую тележку, оставленную здесь, чтобы помочь нам добраться с вещами до дома; в последнее время я путешествую налегке. На самом деле людям требуется куда меньше вещей, чем они привыкли. Я начинаю длинный путь по перешейку, соединяющему приливный островок Сигласса с материком. До дома можно добраться только во время отлива, а в другое время он полностью отрезан от внешнего мира. Бабушка всегда предпочитала книги людям, и остров дарил ей возможность оставаться с ними наедине.

Невидимые обломки от кораблекрушения моей жизни разбросаны по этой изолированной бухте с ее пресловутым черным песком. Они – печальное напоминание обо всех путях, которые я боялась преодолеть. У каждого в жизни есть неизведанные воды – места, которые ты уже никогда не посетишь и люди, которых никогда не встретишь. Это вызывает ощущение потери, особый вид горя и тоски по несбывшемуся. Неизученные океаны наших сердец и умов обычно появляются из-за нехватки времени и веры в детские мечты. Взрослые часто забывают о том, как правильно мечтать.

Я хочу остановиться и вобрать запах океана, насладиться ощущением теплого солнца на лице и западного ветра в волосах, но время – это роскошь, которую я больше не могу себе позволить. У меня изначально его было не так много. Поэтому я тороплюсь дальше, несмотря на влажный песок, прилипающий к ступням, словно в попытке остановить меня, и на чаек, парящих и кричащих над головой, будто желая отогнать меня. Звук их воплей переводится у меня в голове в слова, которые я не хочу слышать:

Поверни назад. Поверни назад. Поверни назад.

Я не обращаю внимания на все знаки, указывающие, что этот визит был плохой идеей, и немного ускоряю шаг. Я хочу прибыть раньше остальных, чтобы увидеть место таким, каким оно существует в моих воспоминаниях, до того, как они все испортят. Я задумываюсь, предвкушают ли другие люди встречи с родными, но в то же время боятся их, как и я? Все будет нормально, когда я туда доберусь. Так я себе говорю, и сама же себе не верю.

Колокольчики, висящие на ветхом крыльце, пытаются поприветствовать меня меланхоличной мелодией. Я сделала их для своей бабушки в одно Рождество, будучи ребенком – собрав все гладкие, круглые кусочки синего и зеленого стекла, которые смогла найти на пляже. Она притворилась, что ей понравился подарок, и колокольчики из морского стекла висели здесь с тех пор. Ложь из-за любви имеет самый светлый оттенок белого. У порога лежит гигантская тыква с искусно вырезанным лицом в преддверии Хэллоуина; бабушке всегда нравится украшать дом в это время года. Прежде, чем я добираюсь до большой, видавшей виды деревянной двери, она распахивается, открывая привычную компанию встречающих.

Поппинс, пожилой бобтейл, самый преданный компаньон моей бабушки и лучший друг. Собака несется ко мне огромным подпрыгивающим шаром серо-белой шерсти, тяжело дыша, но улыбаясь, и виляя хвостом так, словно от этого зависит ее жизнь. Я здороваюсь с ней и восхищаюсь двумя маленькими косичками с розовыми бантиками, убирающим шерсть от карих собачьих глаз. В дверном проеме стоит бабушка; ровно пять футов роста и широкая улыбка. Ореол необузданных белых кудряшек обрамляет ее красивое, утонченное лицо, состаренное вином и возрастом. Она одета в розовый и фиолетовый – ее любимые цвета – с ног до головы, включая розовые туфли с розовыми шнурками. Некоторые люди видят в ней причудливую старушку или автора детских книг: Беатрис Даркер. Но я вижу просто свою бабушку.

– Заходи, пока не пошел дождь, – она все еще улыбается.

Я собираюсь возразить насчет погоды – я помню ощущение солнца на лице всего мгновение назад – но когда поднимаю взгляд, то вижу, что голубое, как с картинки, небо над Сиглассом теперь помрачнело до грязно-серого. Я вздрагиваю и ощущаю, что стало намного холоднее, чем мне казалось до этого. Действительно похоже, что приближается шторм. Бабушка всегда знает, что произойдет, раньше всех остальных. Поэтому я слушаюсь ее – как всегда – и иду за ней и Поппинс внутрь.