Он поцеловал ее в щеку. Замялся на секунду, как школяр перед учительницей, которого та сейчас будет распекать за плохое поведение.
- Давай, садись.
Она позволила ему усадить себя за стол.
- Хочешь воды? - Бойс захлопотал вокруг нее, забеспокоился. - Чаю еще не принесли. Но я сейчас попрошу кого-нибудь из прислуги это сделать. Эй! Есть там кто? Мэри!
Он пошел к дверям.
- Вернись, Лайонел. Не надо чаю.
Он послушно вернулся и сел.
"Ему еще хуже, - мать придирчиво рассматривала сына. Лицо его носило все признаки моральных страданий - складки у рта, потемневшие глазные впадины, щетина на подбородке, которую забывают сбривать, затравленный вид, - Похож на оголодавшего, побитого нищего. Надеюсь, скоро это закончится".
Они достаточно времени прожили в ее родном поместье на Равнине, в области Дамфрис и Галлоуэй, почти у самой границы с английской Камбрией - далеко-далеко от Тэнес Дочарн. Элеонора сначала радовалась (насколько вообще можно было радоваться в создавшейся ситуации), что сын глубоко и болезненно переживает произошедшее. Его муки совести свидетельствовали ей, что Лайонел - не окончательный мерзавец, имеет шанс на искупление. Но страдания затягивались. Он вроде жил, дышал, ходил, разговаривал, однако вкус к жизни утратил окончательно. Вон, даже спать забывает. Надо отдать ему должное - старается доказать матери обратное. Суетится, беседует, пытается позаботиться. Но она-то знает - его живость напускная, мертвая...
Скорее бы молодость взяла свое, скорее бы его отпустило.
Бойс вздохнул с надрывом, как вздохнул бы столетний старец, придавленный прожитыми годами, но не парень двадцати двух лет от роду.
Брать свое молодость, кажется, не собирается.
- Папа написал нам, - сказала она, сметая со скатерти увядшие лепестки роз, неведомо откуда взявшиеся здесь.
- О! - он обнял себя руками, отчего уменьшился в размерах и показался Элеоноре совсем мальчишкой. Ее пронзило чувство жалости. - Что говорит? Ругает нас?
- Нет, не ругает больше. Папа у нас - большой дипломат. Все уладил с Джойсами. Ты женишься в октябре на Дейдре.
Она не сводила с него глаз и заметила эффект своих слов - по телу сына прошла судорога. Он со стула едва не свалился, но заставил себя натянуто улыбнуться, отчего маска скорби, застывшая на его лице, стала для нее почти не переносимой.
- В октябре - хорошо. Лишь бы погода удалась, - выдавил Бойс.
- Ты согласен?
- Согласен, - он стал вовсе жалким.
- Готов?
- Мама, я готов жениться хоть на еже, лишь бы все наладилось.
- Что наладилось, сынок?
- Ты стала доброй, как раньше. Не мучилась из-за моего проступка.
Ее накрыло волной нежности к нему. Ей захотелось прижать к себе его непутевую, взлохмаченную голову, утешить, успокоить своего мальчика. Но не пришло еще время. Существовал барьер, который возник между ними помимо ее воли. Возник в тот день, когда в церкви Элеонора увидела Катриону.
- Ладно, - поднялась мать, - Наступит время и все пойдет на лад. Поспи, Лайонел. Ты ведь глаз не сомкнул со вчерашнего дня - одежда на тебе та же, что и за ужином.
Ранним утром по крутой дороге, опушенной порыжелыми метелками трав, к поместью Тэнес Дочарн поднималась женщина, закутанная в шерстяной платок.
В поместье давно не спали. Во внутреннем дворике кипела работа - он был начисто выметен старательными слугами, базальтовые плиты у крыльца и мощеные дорожки вымыты. Каменщик ремонтировал местами просевший цоколь фонтана, выполненного в виде греческого юноши в крылатых сандалиях, держащего в руках рог, из которого в бассейн падала вода. Молодой садовник то ли постригал кусты шиповника у стен, то ли пялился на горничную - та протирала тряпкой стекла окна на первом этаже и строила парню глазки. В конюшне, как повелось, ругались конюхи, фыркали и топали лошади. Пахло овсом, увядающими цветами, из труб тянуло дымом и ароматом жарящегося на вертелах мяса.
Женщина приблизилась к металлическим, украшенным ажурными завитками воротам, стала смотреть во двор.
- Анна? - узнал ее привратник, - ты чего здесь?
- Пусти, Брайс, - попросила женщина, - у меня дело к вашим...
- Какое дело? Что-то на продажу принесла?
- Да, - женщина поплотнее закуталась в шаль.
- А где твоя поклажа?
Женщина растерянно затеребила тесемки платка.
- Ох, совсем запуталась. Я не продавать... Я деньги получить... Харриет брала у меня яблоки, велела сегодня за деньгами зайти. Еще ей травы несу, коренья, они у меня в переднике.
- Проходи, раз так, - привратник отпер предусмотренную рядом с воротами кованую калитку и впустил в нее Анну, добродушно бубня себе под нос, - коренья и травы понадобятся к пиру. Хозяин привозит скоро будущих родственников. Видишь - готовимся. Свадьба у нас, Анна, пристроим, наконец, сорванца.
- А когда свадьба? - осторожно спросила Анна, ступая по сверкающей чистотой дорожке стоптанными башмаками.
- Говорят, в конце октября будет, но точно мне откуда знать? Иди вон туда, видишь, Грейс окна моет, она кликнет для тебя Харриет.