Темная Душа

Бойс приоткрыл один глаз и, жмурясь от бьющего в окно яркого солнца, взглянул на мать, которая легонько тормошила его за плечо.

- Сынок, проснись, я принесла тебе завтрак, - прошептала она. Он почувствовал, как лба касается прохладная ладонь.

Бойс сел, поморщился от боли. Вчера он забыл раздеться, до утра проспал в мокрой окровавленной рубашке. За ночь хлопок высох, пристал к ранам, оставленным на коже хлыстом Милле. От движения они вскрылись и закровоточили.

- Тебе надо раздеться, - мама подкатила к кровати столик на колесиках, на котором был сервирован свежий завтрак. - Поешь сначала, а потом мы обработаем раны.

Он заметил, что она старается не смотреть ему в лицо. Бойс потрогал щеку, нащупал грубый рубец, налитый болью. Ну и отвратный видок у него... Бедная мама.

- Я не голоден, мама, спасибо, - прохрипел Бойс, отстраняя тарелку с овсянкой. - По крайней мере, не сейчас.

- Тогда выпей чая, Лайонел.

- Хорошо. Который час?

- Далеко за полдень, - мама налила чай, подала чашку сыну, - Ты всю ночь бодрствовал. Не мудрено, что проспал почти до вечера.

Бойс сделал большой глоток, почувствовал себя лучше. Окно в комнате было распахнуто, со двора доносилась отборная гэльская брань.

- Отец вернулся? - спросил он.

- Да, - мама присела на краешек его постели, - приехал раньше обычного, в дурном расположении духа, уже три часа распекает прислугу. Дела в поместьях на Равнине идут скверно, арендаторы упираются, задерживают выплаты за землю. Урожай в этом году скудный. Отец зол. Дня через два он снова уедет и будет отсутствовать с полмесяца. Пока он дома, тебе не стоит показываться ему на глаза.

- Понимаю, - Бойс без особого удовольствия выслушал очередное заковыристое ругательство, которым отец снизу награждал кого-то из слуг, - Скажи, куда мне уйти и я уйду.

- Никуда уходить не надо, - вымученно улыбнулась Элеонора, - я уже придумала, где тебя спрятать. В северном крыле много комнат - выбирай любую, она тот час же будет вычищена для тебя.

- Но северное крыло заброшено.

- Тем лучше для нас, сынок - отец туда не наведается! Мы не будем отмыкать северный холл, чтобы не вызвать подозрений. Большие двери останутся запертыми, а ты пройдешь в комнату потайным коридором. Отдыхай, выздоравливай, рисуй, только не шуми. Все нужное тебе будет приносить Харриет. Отцу я скажу, что вы с Джоном выехали в Инвернесс развеяться на недельку.

- Ладно, - Бойс передал матери пустую чашку. Он чувствовал глубокую апатию. Плевать он хотел на то, что придется прятаться от отца, ночевать в северном крыле, где больше века никто не жил (МакГреи закрыли его после того, как в тех комнатах младший брат зарезал старшего в разгаре спора за обладание хорошенькой служанкой). Даже новость, что в их родовом поместье, оказывается, есть секретный коридор, не произвела на него впечатления.

- Я хочу, чтобы мне приготовили комнату в боковой башне, окна которой выходят в сад, - сказал он, - попроси, чтобы туда перенесли картину Милле.

Бойс вылез из старинной, в форме плывущего лебедя, ванны, замотался в простыню, перебрался на широкую кровать. На каменном подоконнике его новой спальни оплывали свечи. Заметить из сада эти мерцающие огоньки было невозможно - их прятал растущий перед самым окном ветвистый вяз. Сквозь полудрему, вызванную долгим лежанием в теплой воде с парой капель лавандового масла, он услышал, как в комнату вошла Харриет.

- Спит мой мальчик? - спросила она громко.

- Нет, - пошевелился Бойс, - я жду тебя, Харриет.

Харриет, холеная и дородная, словно молочная коровушка, поставила на тумбу глиняный горшок, который принесла с собой.

- Ишь, запеленался, словно младенчик. А ну, выпутывайся! - скомандовала она.

Бойс послушно выпростал руки, освободил от простыни грудь и живот.

- Иисусе, - охнула Харриет, наклоняясь над ним. На Бойса пахнуло молоком, пудингом и ванилью, - Что с тобой стряслось, сокровище мое?

- Немного поранился.

- Немного? Не скажи! Кнут погулял по тебе вдоволь. Кто он - душегуб, что отвел на моем мальчике черную душу?

- Не твоего ума дела, Харриет. Я получил по заслугам.

- По заслугам? Ох-ох. Не говори, что покусился на женушку пастуха и схлопотал по хребту. Кажется, только вчера меняла тебе штанишки, а сегодня, смотри, как заговорил - не твоего ума дела, Харриет! Лучше бы спросил совета, чьих дочек и женушек не стоит трогать. Я бы тебя просветила: конюха, ибо ревнивец и может вилами шурануть. Деревенского трубочиста, ибо хоть тихоня и добрый пьяница, но мстителен, забьет мусором каминную трубу и не заметишь, как задохнешься...

Харриет лопотала и смазывала рубцы на теле Бойса пахучей жирной мазью из горшка. Боль постепенно унималась.

- Зря жмуришься, будто кот над сливками. Не быть тебе прежним. Шрам на лице останется на всю жизнь. Повернись на живот... Ого! И тут рубцы сохранятся. Не знаю, кто тебя бил, но был он страшно зол.

"Точно, Харриет, - подумал Бойс, сжимая зубы, - зол. Убить хотел."