Темная Душа (СИ)

Сэм уронил пакет, который грустно спланировал на его малиновые штиблеты. Растерянно покачал рыжей шевелюрой.

- Где ты откопала сие чудо?

- Я познакомилась с ним в аэропорту?

- Вы слышали, она познакомилась с ним в аэропорту! – Сэм расстроено хлопнул себя по бедрам, обращаясь к обнявшимся Заку и Адель.

Парочка влюбленных дружно закивала. «Ужасно, и не говори!», – ввернула Адель. Друзья сочувствовали расстроенному тону Сэма – слов его они не понимали, молодой еврей в порыве эмоций снова стал изъясняться на русском.

- Когда ты с ним познакомилась?

- Неделю назад, – понимая, что страсти накаляются, Кэт следом за Сэмом перешла на русский. Намечалось традиционное выяснение отношений, для которого английского словарного запаса друзьям не хватало.

- Неделю назад! Вы слышали? Неделю назад!

- Сколько можно переспрашивать? Они тебя не понимают.

- Я сам в себе поражаюсь, Катюша! Где он живет?

- На Манхэттене, в Сохо. У него квартира.

- Уже лучше… И все же! Из какой он семьи? Что за фамилия этого геца? Даю зуб на отсечение, он ничего тебе не сказал, а ты, сама деликатность, не спросила!

- Все что мне нужно, я знаю. Зачем мне его фамилия? я ее кстати знаю! Он не гец!

- Ты уверена?

- Я уверена. Сёма, успокойся, ты краснеешь.

- Я краснею, Катюша. Как мне не краснеть, когда здесь конец света!

- Не преувеличивай.

Он вскочил, прошелся от стола к окну и обратно. Глаза Кэт метали молнии. Зак и Адель шустро убирали посуду со стола.

- Ты хоть знаешь, чем занимается твой бравый Кэмпбелл? Вдруг он авантюрист?

- Авантюрист у нас ты, Сёма. Кончай разыгрывать сцену.

- Я имею полное право на эту сцену, Катя! Моя бабуля Рохл говорила мне: «Сёма, эта девочка не для нас, но ты так мучаешься, Сёма, что нет никаких моих сил!». Ты знаешь мою бабулю Рохл.

- Я знаю твою бабулю Рохл.

- Бабуля пережила концлагерь. После смерти дедули ее не волнует ничего, лишь наша киса да любимый внучек Сёма! Она сказала мне: «Сёма, детка моя, мне больно на тебя смотреть. Езжай в Иерусалим, скажи раввину главной синагоги, чтобы молился за тебя – он наш родственник по тете Фане, он тебе поможет». Я поехал, и раввин сказал «да». Мы молились с ним вместе. Я плакал, Катюша, я рыдал, аки Иона в чреве кита.

- Боже праведный! Ты загоняешь меня в могилу.

- А ты загоняешь меня еще глубже! В Стену Плача я воткнул сотню бумажечек с просьбой подарить тебе счастье. В моем лице! Ты хочешь сказать, я конопатил Стену бумажечками не с той стороны? Я напрасно залил слезами Иерусалим? Я выпросил счастье для рогатой дылды из Шотландии, а не для Самуила Цедербаума из Одессы? Что я скажу бабуле? – ее морщинистые руки приняли меня в наш бренный мир!

Кэт встала. Пока Сэм причитал, сняла с его орлиного носа очки, протерла их рукавом и вернула на место.

- Соскучилась я по тебе, Самуил Цедербаум. Думала, ты мне обрадуешься, а ты начал страдать.

- Сэм, кончай пилить ее, – внезапно встрял Зак, выглядывая из дверей кухни, куда они с Адель ретировались в самый разгар представления, – Ты давно видел ее такой счастливой?

- Давно, – вздохнул Сэм.

- Вот именно. Оставьте ребят в покое, они красивая пара.

- Бери шампанское, адвокат дьявола, полный рюкзак, – ответил Сэм, грустно глядя на Кэт глубоко посаженными глазами, – водку-то пить вы не умеете, несчастные. Поедем на каток в Центральный Парк, мне наскучило разбираться с амурами.

На каток отправились в двух разных машинах. Первыми уехали Зак и Адель, а Кэт устроилась на заднем сиденье второго такси между Джерри и Сэмом.

- Ты переоделась? – заметил Джерри.

- Переоделась, – Кэт разгладила на коленях подол короткой юбки, – Это хранится у Адель на всякий случай. Когда ветер странствий заносит меня в Нью-Йорк, мы идем на каток в Радио-Сити или в Центральный Парк. Коньки я тоже прихватила.

- У меня нет коньков.

- Будешь кататься на ботинках, – Сэм отрешенно рассматривал зимнее небо за окном автомобиля.

- То есть как на ботинках?

- Небыстро.

Кэт отвесила фотографу затрещину, вырвав из него поток неясного ворчания.

- Коньки можно взять напрокат в Центральном Парке. Все в порядке, Джерри. Ребята, не бодайтесь. Пожалейте светлый праздник.

Больше разговоров в такси не возникало. Кэт всю дорогу в полголоса подпевала радио, водитель тяжкими вздохами сочувствовал мужчинам, воздух в салоне пощелкивал от напряжения.

Когда добрались до катка Волмана, начало смеркаться. Огромное ледяное око, обнесенное бортиками, отсвечивало синевой. По нему разбегались розовые и желтые пятна, отбрасываемые фонарями, отчего создавалось впечатление, будто на земле лежит гигантская палитра художника. Играла музыка, пешеходные дорожки, скамейки и нависающие кроны деревьев, что растут в Центральном Парке, серебрились от инея. За деревьями вздымалась заиндевевшая стена небоскребов, подпирающая собой тяжелый от снеговых туч небосвод.

- Вон наша кнопка, – оставив свой молчаливый эскорт, Кэт побежала к бортику, у которого стояла и глазела на каток невысокая пухленькая фигурка в курточке, шапке с помпоном и клетчатой юбке.