Темная Душа (СИ)

Элеонора выскочила из комнаты и помчалась по коридору. Вбегая в комнату Бойса, увидела его распростертым на полу. У распахнутого окна стояла освобожденная от простыни картина. Рядом валялись кисти, палитра, на которой Бойс разводил краски. Ясно, он рисовал и вдруг упал.

Элеонора рухнула на колени рядом с сыном.

- Сынок! – его лоб был покрыт испариной, тяжелая голова выскальзывала из ее пальцев. – Сынок!

Она легонько ударила его по щекам.

- Он не реагирует, миледи! – заплакала от дверного проема Харриет, – Я пробовала. Он умер.

- Замолчи! – Элеонора нащупала на его шее пульс. Нитевидный, едва ощутимый, но он был. Сердце билось. – Помоги мне переложить его на кровать. И беги за кучером.

Вместе, едва не надорвавшись, они уложили юношу на кровать. Харриет убежала. Своим платком Элеонора отерла осунувшееся лицо сына, расстегнула рубашку на груди, сняла с него обувь.

- Не смей, сынок, – сказала она спокойно, – я предупреждала тебя, что второго раза не переживу. Нам не нужны ни болезнь, ни смерть.

- Он у вас крайне истощен, леди МакГрей, – объяснил доктор, которого к ночи привезли из самого Инвернесс. – В чем причина, говорите? Судя по состоянию организма – несколько недель без сна, скудная пища, сильные эмоциональные переживания. Последнее время он жил, как узник в одиночной камере. Вам, наверное, известно, что происходит в жизни вашего сына? Может, личная трагедия? Несчастная любовь. В таком возрасте с ними это часто случается.

- Несчастная любовь? Что вы! – Элеонора поправила ночник на тумбе у кровати сына. – Лайонел скоро женится по обоюдному чувству. Здесь у него все складывается. Но он художник, понимаете. Смотрите.

Она подвела доктора к картине. Подняла покрывало, скрывающее холст. Доктор поднес к носу пенсне и присвистнул.

- Сами посудите, много ли нужно сил, чтобы рисовать подобное? Порой он забывает не только поесть, напрочь теряет ощущение реальности.

- Согласен. Все-таки, миледи… Следите, чтобы он работал без фанатизма. Меньше дышал красками, больше времени проводил на свежем воздухе. В противном случае, один из величайших живописцев, рожденных Британией, не дотянет даже до своего двадцати пятилетия. Я пойду, мои услуги вам не понадобятся. Ему нужен отдых и уход, который вы сможете обеспечить.

Глава 13.

Нью-Йорк, США, XXI век.

Кэт не оставляла попыток дозвониться до Джерри. Идя по галерее, она набирала и набирала его номер. С одним и тем же нулевым результатом. Раздраженная, она влетела в мастерскую, швырнула мобильник на оттоманку. Он завалился в щель между сиденьем и витым подлокотником.

Мозес Гершт, работавший чутко, оторвался от холста.

- Зачем же так темпераментно, деточка? – укоризненно насупился он, – Тише… Спокойнее… Артур божился, что вы будете мне помогать, а не мешать.

- Простите, мистер Гершт, – устыдилась Кэт, – Я больше не буду шуметь.

Удовлетворенный ее сконфуженным видом, старец нацепил на крючковатый нос бинокулярные очки, что висели у него на шее, с пиететом коснулся полотна сухой кистью.

Кэт, все еще красная от стыда, чудовищным усилием воли собралась с мыслями. Пристроившись за спиной мастера, стала наблюдать за его действиями.

Вполголоса пререкаясь с кем-то невидимым, Мозес счищал с холста бурые лишаи. Льняные волосы девы на картине сияли в свете ламп. Палитра потемнела. Стоило реставратору немного поменять освещение в комнате, как краски сделались глубокими, образы – объемными.

Кэт показалось, что с картины потянуло ночной сыростью. Надо же, и бабочка-лимонница, недавно порхавшая над ножкой девушкой, пропала. Вместо нее желтел нарцисс. Мерцающая вечерняя дымка, висящая над полем, на глазах превращалась в густой молочный туман. На картине наступала ночь.

«Магия! – подумала Кэт, наблюдая за творящимися с полотном метаморфозами, – Эта картина волшебная. А эта дева… Я знаю ее » …

Реставратор, словно не замечая присутствия за плечом подручной, завздыхал, расстроено закачал сединами, громко разворчался.

- Нет, нет, – услышала Кэт, – Моня, старый пень, откуда растут твои корявые руки. Так не пойдет. Не кошерно. Ты халтурщик, Моня, ремесленник, и грош тебе цена…

Она отшатнулась, будто ей влепили оплеуху. В сварливом голосе старика сладостной музыкой звучали до боли родные интонации – интонации, которые Кэт с упоением слушала от Сёмы Цедербаума, доброго друга с Брайтон-Бич. Мозес Гершт говорил по-русски.

- Господин Гершт, мне кажется или вы действительно говорите по-русски? – спросила Кэт, глядя в окутанный сиянием старческий затылок.

- Я действительно говорю по-русски, – ответил реставратор. К ней обратилось его посветлевшее лицо. – Оно вам удивительно?

- Удивительно?! Мы с вами в центре Манхеттена, стоим перед картиной британского художника, которая находится в реставрационной мастерской галереи Мэлоуна. Артура Мэлоуна, республиканца, типичного представителя американской бизнес элиты! Здесь «удивительно» – слабо сказано!

- Стоим мы, может, на Манхэттене. Но белый свет я увидел на Малой Арнаутской. А где родились вы, милая барышня?

- В Питере.