Темная Импери. Книга 2

Вскинул голову, взглянул на меня, улыбнулся и вновь погрузился в чтение. Странный человек. Очень странный, но странно и то, что сидя рядом с этим лордом, я вовсе не хотела уходить. Сегодня открытие чайной, масса дел требует моего внимания, от расстановки сервизов, до принятия песочной и миндальной выпечки от господина Сайка, а я... Я сижу в парке, с самым странным человеком из всех, кого когда-либо встречала и мне совершенно не хочется уходить.

Странно? Более чем, я сама себя не узнавала. Рядом с господином Эллохаром почему-то становилось тепло, где-то там, внутри, в душе. И я смотрела на профиль с хищным чуть с горбинкой носом, на тонкие губы, на резкие черты лица - и понимала, что человек с такой внешностью добрым быть не может, но...

И вдруг господин Эллохар, не поднимая головы, произнес:

- Скажешь что-то про моих предков уб... отшлепаю.

Я едва чай не расплескала от удивления, да и возмущения тоже.

- Простите, но...

И осеклась на полуслове, едва мужчина повернулся, хмуро посмотрел на меня, а после недовольно произнес:

- Ну как же, сейчас ты меня рассматриваешь внимательно, после заявишь, что у меня внешность странная, вроде как волосы северянина, глаза степняка, нос горца, а в итоге скатишься к обсуждению морального облика моих предков, допустивших столь неординарное смешение национальностей.

Хотела было возразить, что и в мыслях не было, но... говоря откровенно, внешность господина Эллохара действительно была странной с точки зрения разбирающегося в народностях целителя, так что да, некоторые мысли на счет неразборчивости в связях невольно появились.

- Простите, а ваша мать... - начала было я.

И была остановлена достаточно грубым:

- Ее убили.

Я едва не обронила чашку. И обронила бы, не подхвати ее господин Эллохар, совершив какое-то невероятно быстрое, молниеносное движение. Затем мужчина отобрал у меня и блюдце, поставил все на стол и посмотрел. На меня. Прямо, угрюмо и даже зло.

- Мне так жаль, - прошептала я, глядя на мужчину и начиная догадываться, почему он оказался настолько благороден, что в первую нашу встречу сопроводил меня до лечебницы, а во вторую нес на руках через весь город, чтобы доставить в дом госпожи Шилли.

Теперь я поняла все, и стало бесконечно жаль его, до слез жаль.

- Не реви, - мужчина не улыбнулся, нет, но глаза потеплели.

- Глупо выгляжу, - я торопливо достала платок, его собственный, вытерла слезы. И попросила: - Простите.

- За что? - переспросил господин Эллохар. - Мне впервые так искренне посочувствовали, даже не ожидал. Хотя зная тебя...

Мой собеседник отставил книгу, взял чашку, сделал глоток, и, глядя на озеро начал рассказывать:

- Она была целительницей... - пауза, словно он хотел что-то добавить, но не решился и продолжил: - Знаешь, существуют настолько добрые, светлые и чистые создания, что их требуется неустанно беречь и охранять, потому что они не способны выжить самостоятельно. Совершенно не способны. Как и подумать о себе. Нет, вас заботит всеобщее благоденствие, какие-то вечно-сопливые чужие дети, и подонки, которых убивать, а не лечить следует. Но вы же этого не видите.

Господин Эллохар замолчал, сделал еще один глоток чая, и негромко, все так же глядя на водный простор городского озера, сказал:

- Она спасла чужого ребенка и погибла, оставив собственных двоих детей. Мне было чуть больше десяти, сестричка... совсем еще кроха. Отец... отец сначала искал виноватых, после винил себя, еще чуть позже утешился в объятиях другой женщины. Мы с сестрой после смерти мамы переехали к дедушке. Потом, когда отец завел новую семью, Риш вернулась в дом и даже стала называть «мамой» эту... особу.

Он замолчал, и я не могла не спросить:

- А вы?

Ответа не последовало и могло показаться, что он не расслышал вопроса, но... он услышал. И на хищном лице угрожающе шевельнулись жгуты желваков, судорожно дернулся кадык.

- Моя мать погибла, - после недолгого молчания, произнес господин Эллохар.

Вот и все. Я на мгновение закрыла глаза, понимая гораздо больше, чем он сказал. Мальчику было десять, он очень любил маму, очень. Другую женщину возненавидел сразу, как и отца, предавшего память его матери. Так больно. Больно за маленького мальчика, который внезапно остался один, ненавидя и проклиная за смерть матери весь мир, всех детей, и отца, не желавшего скорбеть вместе с ним. Больно за женщину, отдавшую свою жизнь, выполняя долг.

Больно за господина Эллохара, так и не простившего отца.

- Найрина, вы опять рыдать собираетесь? - язвительно поинтересовался он.

Отрицательно покачала головой, и торопливо вытерла слезы. Даже улыбнуться постаралась. Мы помолчали и вдруг мужчина грубовато спросил:

- Тебе действительно настолько жаль мою мать? Вы же даже не встречались.

- Нет, - прошептала я, глядя в свою чашку, - мне очень жаль вас. Даже не совсем вас, а того маленького мальчика, который остался совсем один и ему до сих пор больно.