Ссагрус, словно ощутив его вспышку гнева нахально погладил девушку кончиком хвоста по ноге, и подмигнул вмиг разозлившемуся адепту Смерти. Нет, никакого эротического намека здесь не было и не могло быть, но вот демонстрируемое весьма походило на обладание собственностью, и Аарана это бесило, потому что одно в школе Смерти вбивалось неукоснительно — вы свободны, и никто не см свои условия. Оборотень науку усвоил, вампирша, по его мнению — нет.
«Ты сдохнешь, — одними губами сообщил Ааран змею».
«Только посмей, — прошипел едва слышно Ссагрус, искренне наслаждающийся ситуацией».
«Шкуру спущу, — заверил оборотень».
«Переломаю все кости, — не остался в долгу змей».
Увлекшись угрозами, они не заметили вспышки синего пламени, а когда увидели стоящего магистра Эллохара, было уже поздно.
— Ты, — взгляд на Ссагруса, — только тронь. Тебе, — ухмылка в сторону Аарана, — все можно.
— Так не честно! — взвился выходец из Мрака.
— А кто тут говорит о честности? — насмешливо поинтересовался принц Хаоса.
Змей обиженно насупился, и вышедшая из огня вслед за магистром Смерти магианна Соер для начала вздрогнула всем телом, ужаснувшись порождения Мрака, после удивленно взглянула на Эллохара.
Не став объяснять ситуацию со змеем, магистр лишь устало сказал:
— Там ваша ученица, магианна Сайрен.
И леди мгновенно бросилась в первый дом, в котором на ее глазах скрылись профессор Лориес и его помощница. Принц Хаоса повернулся к одной из своих любимых учениц и устало спросил:
— Хеарин, что здесь произошло?
Нас всегда учили, что маги высшие существа. Мудрейшие, одареннейшие, достойные того, чтобы править, быть выше обывателей, значимее в конце концов. Говоря откровенно, с простыми жителями Третьего королевства обыкновенно сталкивались только мы — целители, но служители ордена Энериуса никогда не ставили себя выше, по той простой причине, что наша задача помогать, а не возвышаться. Но все же, в душе, интуитивно, подсознательно, даже для нас, целителей — маги всегда были выше людей. Выше, по причине наличия дара. Выше, потому что обладали магией. Выше, потому что лечение магических заболеваний всегда сложнее. Да и просто выше.
Но то, что я увидела сейчас…
— Я просто потрогаю животик, — сказала я ребенку, сжавшемуся в углу и дрожащему всем телом.
Не трогала бы, если бы совершенно отчетливо не видела метку Смерти, поставленную на его коже! И, несмотря на все мое уважение к клятве, внезапно поняла — человека, чью ауру я ощутила в этой метке, я не возьмусь исцелять, даже если он будет на краю гибели!
Внезапно в дом кто-то решительно вошел. Оглянувшись, я с удивлением воскликнула:
— Леди Соер?!
Магианна кивнула, затем мрачно посмотрела на мальчика, и тот, взвизгнув, бросился ко мне, обнял дрожащими ручками и прижался так крепко, как только мог.
— Уроды, — мрачно произнесла магианна, — просто уроды! Найду- заблокирую!
После чего поспешила туда, где уже находился профессор Лориес.
— Леди… — послышалось его удивленное.
— Сколько домов? — перебила его магианна. — Где братья милосердия? Почему ничего не организовано? Ты по всем домам собираешься шляться? В единое помещение всех! И продезинфицировать!
Спустя не более чем десять минут магианна Соер уже все организовала. Мне вверили всех пострадавших детей, профессор Лориес у которого была специализация как раз по боевым ранениям, занимался мужчинами, магианна Соер не поставила меня в известность, чем занимается она, и входить в помещение, куда вносили носилки аристократы и братья милосердия, запретила строго настрого.
Но, несмотря на то, что я занималась только детьми, странное ощущение не покидало — словно стоило оглянуться и я увижу господина Эллохара. Не того жуткого темного лорда, которым он был, а именно моего господина Даррэна Эллохара… Который был способен обнять так, что все тревоги отступали прочь.
Он никогда прежде не замечал, как сильно Найрина Сайрен похожа на его мать. Не внешне, нет, и не жестами, не движениями — тем, как обращается с детьми. Как улыбается этим маленьким созданиям, как лечит, скрывая сам процесс исцеления, будто бы просто коснулась или рассказала что-то забавное, как смотрит — с бесконечной нежностью и заботой, как светится — едва ребенок улыбнется в ответ на ее улыбку.
И с грустью понимал — он не сможет дать ей то время, которое рассчитывал. У нее не будет нескольких лет, чтобы повзрослеть хотя бы по меркам людей, не говоря о темных. Она не получит даже призрачного выбора. Он просто не в силах играть в эту игру дальше, как когда-то играл его отец. Потому что в притворстве в призрачную свободу женщины победителей нет, только проигравшие.
«Запру в Хаосе, — мрачно подумал магистр Смерти. — И можешь ненавидеть меня всю жизнь, но, по крайней мере, она будет, эта жизнь. Она у тебя будет.»