– Найри, не всех там в той таверне положили, в банде Джекаса человек триста, они мстить будут, понимаешь?
Вот этого я определенно понять не могла.
– Думаешь, мы не поняли ничего? – Алех повернулся ко мне. – Да ясно все как воскресные цены, Найри. Ты пошла прятаться на окраине, так? Там в газете госпожу Урас упомянули, а у нее хата доходная, я знаю, был в том районе. Она видать смекнула что к чему, и продала тебя Джекасу, так?
Я промолчала.
– Короче, я прав, – заключил Алех. – Дальше все понятно, в смысле, что с тобой сделали бы, но тут этот аристократ вмешался, так?
Я молчала, глядя на стену из светлого дерева, покрытую лаком так, что рисунок древесины был отчетливо виден.
– Найри, так было? – спросил Сэм.
– Мы с господином Эллохаром просто ушли, – тихо сказала я, – мы ушли, а потом я… потеряла сознание. Я не знала, что кто-то убивал в это время банду Джекаса. Даже мысли не возникало. И не было ничего слышно. А потом я потеряла сознание.
Ребята отреагировали на мои слова молчанием. Подняла голову, посмотрела на каждого. На улице ярко сияло обеденное солнце, и лучи пронизывали легкие занавеси на небольших окнах, пространство гостиной. Так светло, умиротворенно, и чуть-чуть навевает сонливость…
– Найрина, тебе лучше сейчас поменьше выходить, – с тяжелым вздохом произнес Алех. – Серьезно. Ты нам не в тягость, даже наоборот, а по поводу гордости – сколько раз ты лечила нас и маму, и ведь никогда даже копейки не брала. Тебе не кажется, что сейчас наша очередь побыть гордыми, а?
Улыбнувшись Алеху, отрицательно покачала головой, и напомнила:
– Дело не в гордости, дело в том, что мне нужно начинать новую жизнь. У меня не осталось ни магии, ни состояния, ни собственности, ничего кроме знаний и осознания необходимости жить дальше.
– Драматизируешь, – фыркнул Сэм.
– Вообще-то девушке достаточно замуж выйти, – в тон ему продолжил Герман.
– Сомневаюсь, что в ближайшие лет пять смогу найти достойного жениха-мага, – резонно заметила я.
– А если не мага? – как-то напряженно спросил Алех.
Я решительно поднялась, начала натягивать перчатки, и раздраженно ответила:
– Никогда.
Герман хотел что-то возмущенное сказать, но его остановил Сэм:
– Найри просто боится, что если ее мужем станет не маг, а маги каким-то образом вернут себе силу, они убьют ее мужа, как убивают всех, кто имел, по их мнению, наглость, позариться на девушку с магией.
– Пресловутый закон «О магически одаренных», – с презрением произнес Алех.
– Сейчас новая власть, – воскликнул Герман.
– У аристократов не лучше, – Алех поднялся, – идем, проведу тебя.
Ну уж нет.
– Алех, у вас с торговлей плохо? – прямо спросила я.
Парень смутился.
– Или дел других нет, кроме того, чтобы меня опекать?
Теперь все глаза отвели. Так я и думала – торговое дело оно всегда внимания требует, а братья Шилли с утра дома околачиваются.
– Хурта возьми с собой, – хрипло произнес Алех.
– Хурт – собака, – терпеливо начала объяснять я, – мне предстоит войти в имение, там свои собаки, и Хурта могут поранить. Спасибо, дорогие мои, но я иду сама. Мне к самостоятельной жизни привыкать нужно.
И пока они думали, что бы еще сказать, я торопливо покинула дом.
На дворе весна вступала в свои права, и день выдался жарким. Быстро шагая по улице, я между тем чувствовала себя крайне неуютно – мирных жителей в центральной части Сарды было мало, в основном военные разъезды, новая стража, в серой одежде не по размеру – маги по фигуре подгоняли, а сейчас магии нет, портным же на пошив время требуется. Вот и выходило, что некоторые едва набранные в караул стражники выглядели забавно – то штаны едва колено прикрывают, то рукава кольчуги не дают нормально копья держать.
А потом я увидела, как разбегается народ – действительно разбегается: женщина с ребенком юркнули в подворотню, двое мужчин бегом пересекли дорогу и скрылись в лавке, какие-то дети лет по тринадцать за деревьями схоронились, а стражи как-то разом подобрались. Приглядевшись, я увидела едущих по дороге аристократов. Их не сложно было узнать – плащи, черные снаружи, красные внутри, носила исключительно аристократия. Новые властители Третьего королевства, опьяненные победой над теми, кто попирал их наследственные права более двух веков. Стоит ли удивляться, что и я шагнула к деревьям, скрывшись от высокородных глаз.
Прислушиваясь к приближающемуся цокоту копыт, я старалась глубоко, размеренно дышать и не думать о плохом. О чем угодно: о весне, вступающей в свои права, о Хурте, который все же бросился за мной, пришлось закрывать калитку перед самым его носом, о господине Эллохаре – странном и совершенно непонятном мне человеке, который не оставил в трудную минуту, не смотря на мое в высшей степени оскорбительное предположение, о состоянии его здоровья.
Внезапно наступает тишина. Цокота копыт больше не слышно, только фырканье лошадей, и отдаленный звон где-то у главного собора. А после я отчетливо слышу стук, словно кто-то с железными набойками на сапогах спрыгнул на каменную дорогу, и звук приближающихся шагов.
Приближающихся ко мне.