Темная история в третьем роддоме

Таня отодрала себя от жаркого, расслабленного мужчины, на скорую руку (ногу, грудь, попу) одеваясь, и думала об одном: как можно его не желать? Его нечейное существование следует признать преступлением против гуманизма. Когда Татьяна приоткрыла дверь в коридор, мышцы ее ног подрагивали, а в голове всё спуталось. Она подхватила верхнюю одежду и обувь, и быстро выскочила на лестничную площадку. Везение не может быть вечным. Сегодня ее никто не заметил. А завтра?

Нет, завтра — не будет.

Со всем этим «Фее-рверком» надо заканчивать.

Пока не стало еще больнее.

Глава 24

Расплющенный от потрясающего секса Стас нашел в себе силы подняться, чтобы запереть дверь. Не хватало, чтобы любопытствующий младший медперсонал обнаружил заведующего в одном презервативе. Так и плелся, сжимая в руках дурацкую маску-повязку, и придерживая сползающий силиконовый чехол. А потом завалился спиной на кушетку, сунув руки под голову. Это определенно стоило повторить. И желательно, не раз. Не сейчас, а в принципе. И в нормальной, адекватной обстановке. Без этой долбанной таинственности. Конечно, все эти карнавальные игры заводили. Но Таня заводила его в принципе. Он чуть не проговорился, благо вовремя заткнулся, и заменил «Таня» на «тебя». Если это, конечно, Таня. Должна быть она. Стас очень хотел, чтобы Фея и Татьяна — в корзине обезьяна, оказались одной личностью. Иначе ему придется разорваться. А психическая целостность была дорога Дежневу, как память о справке из психушки, в которой говорилось, что он не страдает шизофренией.

Пока, увы, все аргументы в пользу этой версии были домыслами. Ожиданиями. Мечтами. Хотелками. Стас мог бы, пользуясь свободными руками, добраться до шевелюры Феи и разоблачить ее. Но, очевидно, что за этим последовал бы и «сказочке конец». Причем «конец» был бы деликатным эвфемизмом. А еще он обещал. А Стас, при всех своих недостатках, был человеком слова. Интимную морфологию Пипетки он более-менее представлял, но не видел повода отправлять для опознания сотрудниц на гинекологическое кресло. Выраженных ароматов у Феи не было. Чистое тело без неприятных примесей. В общем, пока у Стаса не было доказательств от слова совсем. Но было желание их найти. Причем так, чтобы Фея-Пипетка призналась сама. Проговорилась, например. Это было бы идеально. В этом направлении Стас и будет работать. Или подала голос другим способом. Над этим Стас тоже будет работать. В общем, план действий прорисовывался. Дежнев оделся, собрался, как ни в чем не бывало, вернул ключ на пост, — он часто так поступал, — побрел домой, спать. А утром, по дороге на работу, он купил пачку презервативов и уложил их на старое место, за компанию со жгутом и маской.

Новая пациентка была немногим старше Елизаветы Горской, в девичестве — Бестужевой. Ей было тридцать восемь. Она выглядела моложе, без карты Станислав Борисович ей бы ее возраст не дал. На ухоженном лице были видны следы слез. Двенадцатая неделя. На учете с пятой. Ее привезли ночью, на скорой, с кровянистыми выделениями. Но терапия оказалась бессмысленной. УЗИ показало, что беременность неразвивающаяся. Замершая, как ее называют в народе. Сейчас ей предстояло выскабливание. Тяжелая слезинка проложила дорогу мимо носа к губам.

— Но как же так, доктор? — всхлипнув и вытерев ребром ладони слезу, спросила она. — Я же две недели назад делала УЗИ. Всё же было нормально… Я же пила урожестан…

— Таблетки вообще не панацея, — вздохнул Стас.

— Мы так хотели этого ребенка, — снова всхлипнула женщина, которую хотелось назвать девушкой. — Что я сделала не так?

— Вы ничего «не так» не делали, — ответил Дежнев, понимая, что это не утешит. — Это не зависит от вас. Или от погоды. Или еще от чего бы то ни было. Это просто бывает, — продолжил он, глядя в карту. — И возраст, — всё же произнес он.

— У меня нормальный возраст, — возмутилась женщина. Наталья, проверил себя заведующий.

— У вас отличный возраст, Наталья Алексеевна, — согласился Дежнев. — Замечательный. Но, к сожалению, репродуктивные способности падают раньше, чем все остальные.

— Но я нормально забеременела. Естественным путем, — не соглашалась Наталья. Алексеевна. — Почему?.. — вопрошала она, будто Стас был Господь Бог, и горе случилось по его вине, и снова шмыгнула.

— Хорошо, давайте попробуем разобраться, — предложил Дежнев. — В том, что произошло, нет вашей вины. Восьмая-десятая неделя — время, когда у ребенка закладываются органы. То есть проявляются основные проблемы с генотипом. Именно поэтому этот период, до двенадцатой недели, чаще всего и прерывается развитие эмбриона.

— У нас не может быть проблем с генетикой, — возразила пациентка так, будто врач только что обозвал ее бичихой. — Мы с мужем не пьем, не курим, наркотики не употребляем, работаем в офисе, наследственных заболеваний у нас тоже нет.