Темная харизма Адольфа Гитлера

Тем не менее решить вопросы, связанные с сексуальной жизнью Гитлера, было намного сложнее, чем разобраться с его военными подвигами. 19 сентября 1931 года племянница Гитлера, Гели Раубаль, была найдена мертвой в его квартире на первом этаже на Принцрегентплац, 16, в Мюнхене. Она застрелилась из пистолета Гитлера. Многие газеты, включая «Münchener Post», которые годами активно критиковали Гитлера и нацистов, начали задавать весьма неудобные вопросы по поводу возможной роли Гитлера в случившемся. Такие вопросы могли серьезно повредить тщательно выстроенной репутации Гитлера, которая рисовала его как «одиночку», харизматичного героя, пожертвовавшего личной жизнью на благо Германии.

Гитлер был страстно влюблен в Гели, дочь своей сводной сестры Ангелы. Девушка вела его хозяйство. Однако Гели отвергала навязчивые ухаживания своего дяди и завязала нежную дружбу — а может, и интимные отношения — с личным шофером Гитлера, Эмилем Морисом. Гитлер был взбешен, когда узнал об этом, и Морис опасался, что Гитлер может убить его^‹19›.

Однако ключевой вопрос, который если и не задавали прямо, то подразумевали, заключался в том, какой характер носили отношения Гитлера и Гели. Различные второстепенные источники, преимущественно люди, выступавшие против Гитлера, утверждали, что он склонил Гели к сексуальным отношениям — настолько извращенным, что это довело девушку до самоубийства.

И хотя не было прямых доказательств сексуально-извращенной связи Гитлера с собственной племянницей — ведь если бы они были, то разрушили бы его растущую популярность в 1930-е годы, — было очевидно, что ее смерть стала серьезным ударом для Гитлера. В своих мемуарах Лени Рифеншталь описывает встречу с Гитлером в его мюнхенской квартире на Рождество 1935 года. Во время этой встречи он открыл одну запертую комнату и показал ей скульптуру — бюст Гели, «украшенный цветами»^‹20›. Гитлер тогда сказал ей, что «очень любил» Гели и что она была «той единственной женщиной», на которой он мог бы жениться. Сразу же после смерти Гели в 1931 году Гитлер был в таком тяжелом эмоциональном состоянии, что попросил Грегора Штрассера помочь ему пережить кризис — по иронии судьбы брат Штрассера впоследствии обвинит Гитлера в сексуальных отклонениях.

Одержимость Гитлера своей племянницей Гели не говорит о том, что у него вдруг возникла потребность человеческого общения с равными себе. Он не искал дружбы или душевного родства с Гели. Наоборот, он стремился к полному доминированию над ней. Эпизод с Гели вовсе не указывает на нежную сторону личности Гитлера, он скорее характеризует его как человека, неспособного создать нормальные личные отношения.

Гитлер сумел защитить свою репутацию, невзирая на самоубийство племянницы в его собственной квартире, а заодно и разобраться с газетой «Echo der Woche». Слухи о сексуальных отношениях между Гитлером и Гели остались недоказуемой болтовней. И Гитлер сумел овладеть собой после смерти Гели, хотя и — как обнаружила Рифеншталь — превратил ее комнату в место поклонения. Он решил продолжать изредка встречаться с молодой легкомысленной блондинкой по имени Ева Браун, с которой познакомился в фотоателье Генриха Гофмана, но на многие годы отдал большую часть своего времени делам политическим.

Политический вопрос, требующий немедленного решения, заключался в том, стоит ли Гитлеру вступать в борьбу с Паулем фон Гинденбургом за президентское кресло в 1932 году. Серьезных шансов на победу у Гитлера не было — Гинденбург как глава государства предлагал своему народу значительно больше объединяющих нацию альтернатив. Однако громкая и интенсивная избирательная кампания могла бы укрепить общественное положение Гитлера, хотя с другой стороны — низкие показатели на выборах были бы унизительны. Это был сложный выбор, и в течение нескольких недель Гитлер не мог определиться.

Нерешительность — далеко не та черта, которая ассоциируется с харизматичным лидером; но у Гитлера она безусловно присутствовала. Геббельс, например, возмущался тем, что Гитлер в 1930 году никак не мог определиться — исключать Отто Штрассера из нацистской партии или нет. «Это так типично для Гитлера, — пишет он в своем дневнике 25 июня 1930 года, — сегодня он снова отступил… он раздает обещания и не выполняет их»^‹21›.

Но, как мы уже поняли, эту некоторую нерешительность Гитлера не стоит путать с недостатком решимости в глобальных вопросах. В разрешении больших задач и определении конечных целей Гитлеру все было предельно ясно. Но тактика его не всегда была однозначной. Он мог откладывать принятие решения, выжидать, наблюдать за тем, как развиваются события. По его мнению, это увеличивало шанс принять правильное решение. Именно таким был случай с Отто Штрассером и его изгнанием из партии летом 1930 года. Затягивая с принятием решения, Гитлер узнал, что думают по этому поводу другие высокопоставленные однопартийцы, и одновременно позволил Штрассеру окончательно восстановить всех против себя.