Темная комната

— Кэролайн меня не слишком любит, — печально констатировала Джинкс. — Почему-то она постоянно обвиняла меня в том, что именно из-за меня у Мег появились те или иные недостатки. Например, ей казалось, что ее дочь попала в дурное общество. Наверное, осуждая моего отца, она пришла к выводу, что «яблочко от яблони недалеко падает».

— Ну, что ж, — согласно кивнул доктор, — это случается часто. Мы стараемся обвинить других за промахи собственных детей. — Он задумался. — Почему же вы не сказали мне, что визит полицейских расстроил вас?

Джинкс потерла глаза:

— Я не доверяю полиции, но больше всего меня волнует та паранойя, которую я испытываю всякий раз, когда имею дело со стражами порядка. Я часто начинаю фантазировать и выдумывать в их присутствии то, чего нет на самом деле. Поэтому я посчитала, что нет никакой необходимости волновать вас, пока еще ничего достоверно не известно.

— А ведь вы могли все рассказать мне вчера.

— Вчера я была в ужасе от того, что может задумать и совершить мой отец.

Доктор в отчаянии поднял вверх обе руки:

— Но как я стану вам помогать, если вы буквально все держите в себе и не хотите делиться со мной ничем?

— Вы очень высокомерный человек, — кивнула Джинкс, но в голосе ее не прозвучало и нотки враждебности. — Вам ведь и в голову не пришло, что мне не нужна ничья помощь, в том числе и ваша.

— Разумеется, — коротко бросил Протероу. — Но это еще не означает, что мне следует перестать предлагать ее. Вы полагаете, что другие пациенты нуждаются в моей помощи больше, чем вы сами? Конечно, все начинается с их стороны с самых благих намерений вылечиться, но уже через несколько часов большинство из них бьется головой о стенку, лишь бы получить очередную дозу своего зелья. Если в наших отношениях и присутствует надменность, то только с вашей стороны, Джинкс.

— Почему?

— Вы считаете себя настолько умной, что думаете, будто способны перехитрить меня, полицию и собственного отца вместе взятых.

Джинкс серьезно взглянула на собеседника.

— Конечно, я презрительно отношусь к тем глупцам, которые запираются в своих башнях из слоновой кости, и закрывают глаза на творящееся в мире безумие, — выпалила женщина. — Рассела убили. В течение десяти лет я старалась избегать серьезных отношений с мужчинами. Затем, когда мне показалось, что боль моя прошла, и душевное волнение улеглось, я позволила себе немного расслабиться и влюбилась в Лео. Но вот теперь он тоже погиб. Причем вместе с единственной моей подругой. Итак, какую конкретно помощь вы в состоянии мне предложить? Помочь вспомнить подробности гибели моего мужа, подруги и любовника? — Сейчас она уже начинала сердиться. — Меня устраивает все, как оно есть. Я просто не хочу ничего вспоминать. И знать ничего тоже не желаю. И даже чувствовать. Я хочу одного: чтобы у меня оставалась возможность создавать сюрреалистические фотографии, в которых отражается и мой подавленный страх, и скрытые желания, выраженные в сопоставлениях чистоты и грязи. — Она оскалилась в злобной ухмылке. — Только что я слово в слово процитировала вам мнение одного из критиков о моих работах, опубликованное в «Санди Таймс». Конечно, это просто полная чушь, но звучит где-то даже эффектно.

Доктор нетерпеливо тряхнул волосами:

— Вы прекрасно сознаете, что это вовсе не чушь. Я имел возможность познакомиться с вашими работами: так вот, эта тема в них повторяется снова и снова. — Он подался вперед. — Мне кажется, вы видите мир в очень контрастных, жестких тонах. Черное и белое. Добро и зло. Для любого проявления человечности находится в противовес жестокость. Для любой добродетели — порок. Почему вы не оставляете себе пространства для полутонов, Джинкс?

— Потому что совершенство может существовать только в контрасте с несовершенным фоном. Если все вокруг будет сиять красотой, ее просто никто не заметит.

— Значит, вас привлекает совершенство?

Она смотрела на Алана в течение нескольких секунд, но так ничего и не ответила.

— Нет, — продолжал Протероу, — как раз больше всего вас привлекает несовершенство. И черное вас манит куда сильнее белого. — Он пристально взглянул в глаза собеседницы. — Задний план на ваших фотографиях гораздо убедительнее и интереснее, чем центральные фигуры. Кроме, конечно, тех редких работ, где вы решили все переиначить, и тогда отвратительный образ возникает на фоне чудесного пейзажа.

Джинкс пожала плечами:

— Видимо, так оно и есть. Что-что, а черный юмор, например, мне очень нравится.

— Как, допустим, в слове «злорадство»? Зло и радость вместе, но зло все равно идет впереди?

— Да.