Темная любовь

— Подожди минутку, подожди… — Пусть поговорит еще немножко, тогда можно будет разыграть наяву фантазию "Вельма срывает деловые переговоры". — Я должен с тобой поговорить о счете, который ты мне прислал в прошлом месяце, знаешь, Хайдеккер, это уже на грани наглости…

— Послушай, мы можем проверить его, статью за статьей, но тебе придется оплатить время, в течение которого я буду этим заниматься…

Дверь распахивается; Вельма загромождает собой дверной проем. Она расстегивает плащ, сбрасывает его — длинные рыжие волосы Вельмы падают на белые, веснушчатые плечи; россыпь веснушек на белых, мягких, как тесто, грудях в вырезе черного кружевного корсета, трусики без средней планки, бедра, возможно, чуток тяжеловаты — но хрен с ними, с бедрами, когда на Вельме эти алые кружевные трусы с дыркой на самом интересном месте. Густо подкрашенные, глубоко посаженные зеленые глаза. Это факт, что у ее глаз начали появляться морщинки, а задница начинает обвисать. Но когда она упакована в этот черно-алый кружевной корсет, и розовые губки выглядывают из золотисто-рыжих кустиков… какая, на хер, разница, да, какая, на хер, разница…

— Я тебе попозже перезвоню, Хайдеккер, — произносит Эйвери и вешает трубку.

— Я не могу без нее. Я хочу эту шишку у тебя в штанах, Эйв. Я себя ласкала и думала о тебе, и поняла, что умру, если не получу сейчас эту шишку. Я не могу ждать. Возьми меня — прямо здесь, сейчас же, — произносит она своим гортанным голосом, который у нее так ловко получается. — Вонзи в меня свою здоровенную шишку. — И она облизывает кончиком языка свои вишнево-красные, накрашенные "Ревлоном" губы.

— Не всякому дано распознать, каков Эйвери на самом деле, рассказывает Барбара. Они сидят в ее машине на углу автостоянки у здания, где находится офис Эйвери. — Понимаете, он такой резкий. Просто прелесть какой грубиян. Однажды я ему подарила плюшевого мишку с запиской: "Ты просто милый старенький медведь!" Он выражается очень кратко и довольно-таки нелицеприятно, если вы понимаете, что я имею в виду, но душа у него добрая-добрая и иногда…

— Там хоть немножко денег есть? — обрывает ее Ви-Джей, разглядывая через переднее стекло маленькое здание охристого цвета. Такие строили в начале семидесятых. Крыша завалена камнями — модный в те времена способ теплоизоляции. — По-моему, девка, ты нас наколоть хочешь. Нет там ни хрена.

"По крайней мере, я выросла от "тетки" до "девки", — думает Барбара.

— Он держит в своем сейфе уйму наличных денег. Должно быть, прячет от налоговиков. Это с ним кто-то расплатился за…

— Сколько? — вмешивается Рибок.

— Пятьдесят тысяч долларов. Может быть, даже сто. Это большие деньги, верно? Я раньше даже как-то и не задумывалась…

— Что-то дом больно обшарпанный. Неужели там такие крутые богачи сидят?

— Две другие фирмы, которые здесь находились, погубил кризис. Это маленькое здание, Эйвери остался в нем один, а он вообще-то владеет зданием и хочет сделать реконструкцию — знаете, он в таких вещах просто гений, у него всегда грандиозные планы…

— Хватит тут про этого хрена толковать, в натуре, бля! — взревел Рибок. — У-у, мудила!

— Хорошо, только не забудьте, что мы не будем открывать стрельбу — я не хочу, чтобы Эйвери пострадал…

— Сестренка, бля, ты чо несешь? Мы пойдем, куда хотим, в натуре, у нас пушки…

— Я вам нужна. Я знаю код сейфа.

Рибок, весь напрягшись, тычет в нее стволом пистолета.

— А я знаю, как пользоваться этой вот фигней, сука беложопая!

— Тогда застрели меня, — говорит она, пожимая плечами, вновь удивляясь собственному хладнокровию. Но она знает, что делает. Собственно, ей действительно все равно. Ей все безразлично, кроме Эйвери. А Эйвери собственность Вельмы. Вот чего люди не понимают. Эйвери принадлежит ей. Он — краеугольный камень, он — Мужчина, она — Женщина, и ничто этого не изменит — вот что пора бы понять людям. — Мне все равно, честно, продолжает она, пожимая плечами. — Пытайте меня. Убейте. Если по-моему не будет, значит, все отменяется.

Ви-Джей выпячивает челюсть. Приставляет дуло револьвера к ее щеке.

Она заглядывает в глаза Ви-Джея:

— Давай. Выбрось деньги на помойку.

Ви-Джей смотрит на нее ровно десять секунд. Затем опускает револьвер и, перегнувшись назад, пригибает Рибоков пистолет вниз.

Прямо на столе. Он имеет ее прямо на столе и шепчет ей: "Я тебя люблю". Он раздвинул ей ноги, сжимая своими большими, грубыми руками ее костлявые коленки, штаны у него спущены, бедра у нее целлюлитные, она вырядилась, как проститутка, и…

ОН ШЕПЧЕТ ЕЙ: "Я ТЕБЯ ЛЮБЛЮ".

Тут Эйвери, дернув головой, оглядывается на них, рот у него разинут, он пыхтит от натуги, лицо в пятнах, со лба капает пот, Эйвери удивленно моргает. — Вельма заперла дверь… — выпаливает он. Тут он приглядывается к Барбаре и осознает, что она, должно быть, сделала себе личный ключ.

Затем — это видно по его лицу — он отдает себе отчет в том, что стоит посреди кабинета со спущенными штанами, воткнув член в Вельму, которая полулежит на столе с раздвинутыми ногами, а у Барбары за спиной, выглядывая из-за ее плеч, маячат двое незнакомых негров.