Темная лошадь

Габрия этой ночью несла стражу и, распрощавшись с Нэрой, с трудом дотащилась до шатра Пирса, желая немного поспать. Сэврик нанес им короткий визит и сказал ей, что «спор» прошел как замышлялось, где Этлон играл роль нетерпеливого и недовольного наследника. Следующее утро прошло без происшествий, а клан тем временем продолжал подготовку к своей летней кочевке. Сэврик изображал радушного хозяина перед посланником Медба, а Габрия скрывалась в шатре Пирса. Вождь ни в чьем присутствии не упоминал о своем поддельном раздоре с сыном, чтобы быть уверенным, что Медб может об этом узнать только через камень — доказывая этим правоту Габрии относительно чар.

С наступлением ночи Габрия отправилась нести свою службу. Когда она вернулась, Пирс сказал ей, что Этлон просил ее по какому-то делу в свой шатер. Она пошла со странным предчувствием в сердце и похолодевшими руками. Она нашла Этлона и Сэврика, вдвоем ожидающих ее. По молчаливому торжеству на их лицах она поняла, что была права.

— Входи, мальчик, — сказал Сэврик. — Ты не только доказал мне, что Медб возродил колдовство, но твоя быстрая сообразительность избавила нас от многих бед.

Габрия тяжело опустилась на стул и стиснула руками колени. Она была ужасно напугана своей догадкой, не зная, как к ней отнестись.

Этлон снял повязку с руки и вышагивал туда и обратно по толстым коврам. Он ухмыльнулся:

— Медб слышал нашу схватку, до последнего слова, и он попался на нее, как рыба на крючок.

— Хорошо, — сказала Габрия, стараясь продемонстрировать воодушевление. — Он старается свергнуть тебя?

Ее вопрос был обращен к Сэврику, и тот ответил с сухой усмешкой:

— Он предложил Этлону весь мир в обмен на мою смерть и лояльность второго из наиболее могущественных кланов.

Он погрузился в молчание, глядя в пол.

Габрия поняла, что Сэврик впал в глубокую сосредоточенность. Он был поглощен своими мыслями, не растрачивая свою мускульную силу на ходьбу или лишние жесты. Только частью своего сознания он отвечал ей, в то время как большая его часть билась над проблемами, поставленными Медбом.

— Весь мир — это очень много, даже для Медба. Сможет ли Этлон держать в руках такое большое владение? — спросила Габрия с мягким сарказмом.

— Я уверен, Медб считает, что нет, — ответил Этлон. — Мы находимся слишком близко к Вилфлайинг Трелд, чтобы Медб чувствовал себя спокойно. Может быть, он постарается быстро расправиться с нами обоими. Тогда, в отсутствие Пазрика, Медб сможет поставить своего человека над Хулинином. Только тогда он сможет чувствовать себя в безопасности.

Все трое замолчали, занятые своими мыслями. Сэврик сидел на своем стуле, как жрец, погруженный в созерцание, а Габрия теребила пальцами светлую ткань своих штанов и представляла себе, как Медб в своем шатре поздравляет с тем, что удалось вбить клин между вождями всемогущего Хулинина.

Габрия тряхнула головой. Это решение отца и сына притвориться было единственным средством достижения цели в данный момент, и оно было не лучшим, так как обман мог длиться только до тех пор, пока Медб не надавит на Хулинин, чтобы они приняли его правление или пока он не раскроет обман Сэврика. Габрия раскрыла секрет драгоценного камня, и он может помочь им направить Медба по ложному следу, чтобы выиграть время. Но он не скажет Сэврику и Этлону, как другие кланы отнеслись к приманкам Медба, или насколько силен верод Вилфлайинга, или насколько возросло колдовское искусство Медба. Камень ничем не поможет Сэврику, после того как Хулинин получит ультиматум и будет приперт к стене.

Габрия знала так же точно, как это должен знать Сэврик, что кланы стремительно неслись к войне. Как мастерский игрок, Медб держал на поводке каждый клан и ввергал их во вражду, которая разрывала их на части. Если Медб создаст свою империю, кланы в том виде, какими они были в течение веков, прекратят свое существование. Вместо самостоятельных образований со сходными традициями и происхождением они станут разрозненными кусками монархии, управляемой одним человеком и ограниченной желаниями одного человека.

И все же, как поняла Габрия, даже если кланы победят Медба, народ кланов потеряет очень много. В братоубийственной войне благодушие быстро исчезает, ярость разгорается горячо, и требуется много времени, чтобы остудить это пламя. Девушка не могла представить, как уцелеют кланы в пожарище этой войны, или на что будет похожа их жизнь, когда в степи придет мир. Она тихо вздохнула, сожалея о наступающих переменах.