Темная лошадка

Вскоре замок щелкнул. С колотящимся сердцем я открыла дверь и вошла. Панель сигнализации обнаружилась на стене сбоку. На ней мигал зеленый огонек. Значит, с охраны снято.

Вздохнув с облегчением, я занялась делом. Прежде всего включила лампу над столом в гостиной. Любые соседи, которые заметят свет в окне, просто предположат, что в доме находится тот, кто там живет, потому как зачем вору включать верхний свет?

В комнате было неприбрано, пахло псиной. Ковер некогда был белым, как и обитый кожзаменителем диван, грязный и потрескавшийся. Ван Зандту давно пора бы найти себе более состоятельных клиентов, готовых бесплатно пустить его на постой. Должно быть, в этой связи он подумывает о Шоне. Наверно, уже прикидывает, как попасть на следующий сезон в домик для гостей.

Я прошла через захламленную кухню, мельком заглянув по пути в шкафы и ящики. Обычный набор: разрозненная посуда, коробки с сухими завтраками, хозяйственное мыло. В холодильнике и морозилке не обнаружилось фрагментов расчлененного трупа. В сушильном барабане мирно покоилась горка чистого сухого, скомканного белья. Брюки, носки, трусы. Как будто он разделся и все подряд пошвырял в стиральную машину. Кроме рубашки. Интересно, почему.

В гостиной тоже ничего интересного не оказалось. Россыпь видеокассет в тумбе под телевизором. Должно быть, принадлежала Лоринде Карлтон. Фантастика и мелодрамы. Я не могла представить себе, чтобы Ван Зандт высидел до конца «Титаник», давясь слезами, когда Леонардо Ди Каприо в третий раз уходил под воду. А вот видеокамеры, что он приносил к Шону, не было и следа.

Я поднялась на второй этаж, где помещались спальни – одна маленькая, украшенная игрушечными собачками, и большая, со светлой мебелью. Здесь пахло одеколоном Ван Зандта. Кровать застелена, вещи аккуратно сложены в шкафу и комоде. Мог бы быть кому-нибудь хорошим мужем – если б не патологические проявления и женоненавистничество.

Видеокамера нашлась в платяном шкафу, внизу, за выстроенными в ряд ботинками. Я открыла кожаный футляр, просмотрела кассеты с именами лошадей на ярлыках. Ван Зандт снимал лошадей на видео, а затем копировал пленки для показа потенциальным покупателям. Я вставила в камеру выбранную наугад микрокассету, перемотала, нажала пуск. На просмотровом экранчике появился серый конь, выполняющий серию прыжков. Хорошая форма, ничего не скажешь. Потом пленка зарябила, и в кадре возник каштановый жеребец. Я нажала «стоп», поменяла кассету. Более или менее то же самое. Кроме лошади, в кадре мелькала улыбающаяся красивая девушка, верхом или рядом, с поводьями в руках. Наездница или конюх, а может, хозяйка. Ничего тревожного – так, отвлекающий момент.

На третьей пленке я обнаружила Пэрис Монтгомери, ведущую в поводу черного мерина с белой звездочкой на лбу. Звездный.

Я наблюдала за его выступлением, и у меня щемило сердце. Это был красавец, с озорными искорками в глазах, с привычкой взмахивать хвостом, как флагом, при прыжке. К барьеру подходил с воодушевлением, но в прыжке было маловато полета, и он не всегда успевал вовремя убрать задние ноги, чтобы не задеть верхнюю перекладину. Однако воля у него была. Был и огонь, о котором говорил доктор Дин. Когда Звездный задел перекладину, то навострил уши и мотнул головой в момент приземления, как будто сердясь на себя за недостаток точности. У него было много «задора», как называют это лошадники, но для того, чтобы выиграть на элитном уровне или быть проданным по элитной цене, одного задора мало.

Снимавший выступление Ван Зандт явно скучал. Слишком много было на пленке крупных планов Пэрис и ее безупречной улыбки. Интересно, насколько они близко общаются и не ведет ли Пэрис Монтгомери ту же игру, что и я, когда ей надо получить что-нибудь от мужчины?..

Потом камера задержалась на девушке, державшей Звездного под уздцы. Эрин Сибрайт в облегающей маечке и шортах. Стройная, загорелая. Как только она поставила коня в самом выгодном ракурсе перед объективом, он толкнул ее мордой, и она, хохоча, отступила назад. Симпатичная девушка, хорошая улыбка. Чтобы не упасть, она обхватила коня обеими руками за шею и чмокнула его в нос.

Упрямая, жадная, порочная девчонка? Только не в этом эпизоде! Я видела, как любит Эрин своего подопечного. Это было понятно по тому, как она разговаривала с ним, как гладила, как ласково задержалась ее рука на его шее, когда она заставляла его повернуться перед камерой. Зная ее семейные обстоятельства, нетрудно предположить, что лошади были для Эрин куда ближе и роднее большинства домочадцев. Лошади не осуждали ее, не унижали. Им не было дела до того, что она нарушает какие-то правила. Все, что они понимали, – добрая она или нет, терпеливая или нет, приносит ли с собой угощение и умеет ли правильно почесать под подбородком.

И я тоже хорошо это понимала, потому что когда-то, немыслимо давно, сама была такой Эрин. Девочкой, которой тесно в семейных рамках, которая не желает оправдывать ожидания семьи, а знакомых себе выбирает по их объективным качествам. И единственные настоящие друзья ее живут в конюшне.