Темная материя

— Он думает, я сочиняю, но книга «Пари миссис Пемброук» существовала, — сказал Говард. — Я никогда не выдумываю книги. Чтобы их выдумывать, надо быть писателем.

Мы неторопливо шагали под теплым солнышком к столу для пикников, укрывшемуся в тени мощного дуба с раскидистой кроной.

— Ты волновался за нас? — спросил Дон.

— Конечно, волновался. Вы же едва не погибли.

Говард забрался в дальний конец стола и уселся в тенечке так, чтобы видеть весь сад Ламонта. Дон устроился рядом. Вдвоем они смотрелись как фермер и ковбой на одной скамейке: озорной, забавный фермер и обветренный, поджаренный солнцем старый ковбой, чем-то крепко озабоченный.

— Едва не погибли? — переспросил он.

— Да, о чем это ты? — подхватил я, усевшись напротив и поставив локти на стол.

— Я о том, что вы были на пороге гибели, но не погибли, потому что погибнуть не могли. Хотя это, конечно, не совсем «едва не погибли». Верно, верно ведь?

— Мне кажется, я ухватил твою мысль, — сказал я. — Но как ты узнал? Тебе птичка напела?

— «Легкое мерцание сумерек», — ответил Говард. — Я как-то нашел ее за диваном, но когда потом заглянул туда, ее уже не было.

— Так, Гути, — сказал я. — Давай договоримся: больше никаких «едва не», которые «не совсем», и ни слова о том, что было за диваном в комнате отдыха. Хорошо?

— «Она со мной», — ответил Говард.

На этот раз я почти почуствовал цитату: словно из когда-то отложенных в памяти деталей, подробностей и персонажей соткалась призрачная книга. Я отвернулся и обвел взглядом больничный сад.

Прекрасный зеленый ковер, спускающиеся уступами террасы. На этих широких ухоженных площадках по ровным черным асфальтовым дорожкам вдоль аккуратных четырехфутовых ограждений двигались мужчины и женщины в креслах-каталках. По середине террас тянулись длинные яркие цветники, обрамленные с каждого конца полукруглыми клумбами. Необходимое количество дубов и кленов отбрасывало ровно столько тени, сколько требовалось. Легкий ветерок играл фонтанами, разбрасывая водяные искры. Идеальное место, чтобы закончить жизненный путь, невольно подумалось мне. В больничном корпусе уюта, разумеется, меньше. Мне показалось удивительным, что в таком месте имеется такой великолепный сад. Я догадался, что он появился здесь позже, его вырастил кто-то, понимавший, что большой сад послужит выздоровлению пациентов Ламонта.

Не оглядываясь, я проговорил:

— Гути, когда ты сюда приехал, здесь было так же?

— Тогда здесь было совсем противно, сержант.

— Сержант?

— Не обращай внимания, — ответил Гути. — Ни на что не обращай внимания. Я же не обращаю.

— Ты по-прежнему говоришь цитатами?

— Все, что я говорю… — начал было Гути.

Короткая заминка, не дольше взмаха птичьего крыла, словно он что-то искал в своей удивительной памяти.

— …состоит из множества цитат. Как… как в блендере. Понимаешь, Джейк? Предложения, которые никогда прежде не встречались, соединяются, крича «ура». Мой доктор не верит, но это правда, и ничего тут не поделаешь. Он хочет, чтобы я черпал слова исключительно в незаимствованной речи, а я предпочитаю обратное. Никто не пользуется абсолютно незаимствованной речью, никто не разговаривает исключительно своими словами. К тому же говорю я абсолютно свободно.

— Это хорошо, что ты перестал цитировать одного Готорна, но в душе, наверное, не предал его забвению?

— «Что касается литературного языка — это так», — сказал Гути, довольно улыбаясь.

— А почему ты так делаешь? — спросил Дон. — Понимаю, звучит эгоистично, но это из-за нас?

— Я помню уроки английского в школе. — Он прикрыл глаза и сдвинул брови. — То есть я вспоминал, что помнил их. И все эти удивительные книги, которые мы читали. А вы помните? Помните?

— Да, наверное, почти все, — ответил я.

— А я читал от силы половину, — сказал Дон. — Поскольку был более типичным старшеклассником, чем вы, ребята.