Темная материя

Я смотрю в зеркало.

Какого черта? Зачем я нужен ему голый?

– Если ты хотел что-то сделать, надо было делать, пока у тебя была машина. Теперь ты мой. Раздевайся. И не заставляй меня повторять, иначе получишь еще. Наешься крови.

Я расстегиваю ремень.

Расстегиваю серую толстовку, вытягиваю руки из рукавов.

Остается последняя надежда. Он в маске, а значит, не хочет, чтобы я видел лицо. Если б планировал убить, его бы это не беспокоило. Он не опасался бы, что я смогу его опознать.

Ведь так?

Расстегиваю рубашку.

– Кроссовки тоже?

– Всё.

Разуваюсь. Стягиваю носки.

Снимаю слаксы и трусы.

Теперь вся моя одежда лежит кучкой на переднем сиденье.

Я чувствую себя совершенно беззащитным.

Нагота неуютна.

Постыдна.

Уж не попытается ли он изнасиловать меня? Не к этому ли все сведется?

Он кладет между сиденьями фонарик.

– Выходи из машины, Джейсон.

Я ловлю себя на том, что ощущаю салон «Линкольна» как своего рода спасательную шлюпку.

Пока я здесь, он меня не убьет.

Не захочет устраивать здесь бойню.

– Джейсон.

Дыхание сбивается, не хватает воздуха, в глазах темнеет.

– Я знаю, что ты думаешь, – говорит похититель. – И мне ничего не стоит разделаться с тобой в машине.

– Чушь, – выдавливаю я, задыхаясь от нехватки кислорода и чувствуя, что теряю сознание. – Ты не захочешь пачкать кровью салон.

Прихожу в себя – он подхватил меня под мышки и стаскивает с сиденья. Бросает на землю. Я сажусь, жду, пока прояснится в голове.

Вблизи озера всегда холоднее, и сегодня – не исключение. Ветер кусает обнаженное тело, уже покрывшееся гусиной кожей.

Тьма здесь такая, что звезд на небе впятеро больше, чем в городе.

Голова гудит. По щеке стекает свежая струйка крови. Но боли не чувствуется – организм закачал в кровь изрядную дозу адреналина.

Незнакомец бросает на землю один фонарик и направляет луч другого на рассыпающееся строение, которое я видел, когда проезжал ворота.

– После тебя.

Я подбираю фонарик. Поднимаюсь. Делаю шаг к зданию, наступая на мокрую газету. Обхожу смятые пивные банки, поблескивающие под лучом осколки стекла. Приближаясь к главному входу, я представляю эту заброшенную парковку в какую-то другую ночь. Начало зимы. Темно. Завесу падающего снега разрывают синие и красные вспышки. На развалинах толпятся детективы. Тут же разыскные собаки. Полицейские осматривают мой труп – голое, разложившееся тело. Патрульная машина перед моим городским домом на Логан-сквер. На часах два ночи, и Дэниела открывает дверь в ночном халате. Меня нет уже несколько недель, и в глубине души она понимает, что я уже не вернусь, и думает, что сжилась с этим страшным фактом, но, видя перед собой молодых полицейских с суровыми лицами, видя снежную пыль на их плечах и фуражках, которые они почтительно держат в руках, она чувствует, как внутри ломается что-то, остававшееся до сих пор целым. Колени слабеют, силы покидают ее, и она опускается на коврик перед дверью. За спиной у нее по скрипучим ступенькам спускается Чарли – у него усталые глаза и растрепанные волосы. «Это насчет папы?» – спрашивает он.

Мы приближаемся к зданию, и на темных кирпичах над входом проступает поблекшая надпись из двух слов. Все, что мне удается разобрать, это «…КАГО ЭЛЕКТРО…».

Похититель толкает меня в пустой проем.

Луч фонарика пробегает по вестибюлю.

Мебель рассыпалась, остались только металлические каркасы.

Старый кулер.

Остатки костра.

Порезанный спальный мешок.

Использованные презервативы на покрытом плесенью полу.

Мы входим в длинный коридор.

Тьма такая, что без фонарика и протянутую руку было бы не видно.

Я останавливаюсь – посветить вперед, – но луч теряется в темноте.

Под ногами покоробленный линолеум. Мусора здесь меньше, а звуков вообще никаких, только глухой и далекий стон ветра снаружи, за стенами.

Чувствую, что замерзаю.

Похититель тычет дулом в почку, подталкивает вперед.

Может быть, в какой-то момент я привлек внимание психопата, решившего узнать обо мне все, прежде чем убить? Я часто сталкиваюсь с незнакомыми людьми. Может быть, мы перекинулись парой фраз в кофейне возле кампуса. Или в метро. Или за пивом в моем корнер-баре.

Есть ли у него планы насчет Дэниелы и Чарли?

– Хочешь услышать, как я прошу пощады? – ломким голосом спрашиваю я. – Если да, я сделаю все, что пожелаешь.

Самое страшное то, что это правда. Я готов на любое унижение. Готов сделать что угодно с любым другим. Готов почти на все – только бы он отвез меня в мой квартал, чтобы вечер продолжился, как и предполагалось: я бы вернулся домой, к семье, и принес им обещанное мороженое.

– Если что? – спрашивает незнакомец. – Если я тебя отпущу?

– Да.

Эхо его смеха рикошетом скачет по коридору.

– Боюсь даже представить, на что ты готов, чтобы выбраться из этого…

– Из чего этого?

Но ответа нет.

Я падаю на колени.

Фонарик катится по полу.

– Пожалуйста. Не делай этого. – Мой собственный голос звучит незнакомо, и я сам едва его узнаю. – Ты ведь можешь просто уйти. Не знаю, зачем тебе это нужно, но подумай сам. Я…

– Джейсон.

– …люблю свою семью. Люблю жену. Люблю…

– Джейсон.

– …сына.

– Джейсон!

– Я сделаю все!