Темная материя

Мой первый порыв – оставить Дэниелу в неведении насчет своих планов. Но наш брак стоит на другом принципе – друг от друга секретов не держим. Мы говорим обо всем. О вещах самых трудных. Это то, что определяет нашу идентичность как семейной пары.

И вот я рассказываю жене о своем предложении, сделанном в чате другим Джейсонам, и вижу на ее лице гнев и ужас, шок и страх.

– Так ты хочешь разыграть меня в лотерею? Как какую-нибудь гребаную корзину с фруктами? – говорит она наконец.

– Дэниела…

– Мне твой героизм не нужен.

– Что бы ни случилось, ты все равно останешься со мной.

– Но с другим тобой. Ты ведь это имеешь в виду, так? А если он окажется таким же мерзавцем, как тот, первый, который и разрушил нашу жизнь? Что, если он не такой, как ты?

Я отворачиваюсь от нее и смотрю на озеро, смаргивая слезы.

– Зачем жертвовать собой, чтобы со мной остался кто-то другой?

– Приносить жертвы приходится всем. Для вас с Чарли это единственный выход. Пожалуйста, позволь мне устроить так, чтобы вы с Чарли могли вернуться в Чикаго и жить спокойно и в безопасности.

* * *

Вернувшись в дом, мы застаем Чарли у плиты, где он готовит оладьи.

– Пахнет вкусно, – говорю я.

– А ты сделаешь эту свою фруктовую штуку? – спрашивает сын.

– Конечно.

Искать разделочную доску и нож долго не приходится.

Я встаю рядом с Чарли, очищаю и нарезаю яблоки и выкладываю их на сковородку, где уже закипает кленовый сироп.

Солнце за окном поднимается все выше, заливая светом лес.

Едим вместе, разговариваем непринужденно, и моментами кажется, что все нормально, что ничего не случилось, хотя на самом деле этот завтрак, по всей вероятности, – мой последний с близкими, и эта мысль не выходит у меня из головы.

* * *

После полудня мы отправляемся пешком в город. Идем по проселочной дороге. Полотно сохнет под солнцем, в тени прячется плотно слежавшийся снег.

В благотворительном магазине мы покупаем одежду, а потом отправляемся в маленький кинотеатр, где идет фильм шестимесячной давности. Какая-то дурацкая романтическая комедия.

Как раз то, что надо.

В зале остаемся до самого конца, пока не включится свет, и когда выходим, небо уже темнеет.

На окраине города заходим в единственный открытый ресторан – «Айс-Ривер роудхаус».

Устраиваемся за стойкой в баре.

Дэниела заказывает бокал «Пино нуар», я – пиво для себя и кока-колу для Чарли.

Свободных мест нет. Придорожный ресторанчик – единственное место в Айс-Ривер, где можно провести вечер рабочего дня.

Заказываем поесть.

Я беру второе пиво, потом третье…

Мне быстро хорошеет. Народу прибавляется, голоса звучат все громче.

Дэниела кладет руку мне на колено. Глаза у нее блестят, и быть с ней рядом так легко и приятно… Я стараюсь не заморачиваться, но мысль о том, что все это происходит со мной в последний раз, сидит в голове клином.

Ресторанчик уже забит до отказа.

Шумно и весело.

На небольшом возвышении в углу устраиваются музыканты.

Я пьян.

Но без агрессии и соплей.

Самое то, что надо.

Я знаю, что раскисну, если буду думать о чем-то другом, поэтому стараюсь не отвлекаться.

Квартет играет кантри-энд-вестерн, и вскоре мы с Дэниелой уже качаемся в медленном ритме в плотной толпе, заполнившей крохотный танцпол. Она прижимается ко мне, моя ладонь лежит у нее на талии, и в этот миг мне ничего не хочется так сильно, как уложить ее на нашу скрипучую кровать с расшатанной спинкой и таранить стену так, чтобы с нее послетали все рамки.

Мы танцуем и смеемся, и я сам не знаю почему.

– Ну вы и набрались, ребята! – говорит Чарли.

Может, он и преувеличивает, но не сильно.

– Надо же было пар выпустить, – отвечаю я.

Сын поворачивается к Дэниеле:

– А ведь в последний месяц такого не было, а?

Любимая смотрит на меня.

– Нет.

* * *

Мы бредем по дороге в полной темноте – огней нет ни впереди, ни позади.

Лес затих.

Ни ветерка.

Все замерло, как на картине.

* * *

Я запираю дверь нашей спальни.

Дэниела помогает снять с кровати матрас.

Мы кладем его на половицы, выключаем свет и раздеваемся. Сбрасываем всю одежду.

Обогреватель работает, но в комнате все равно холодно.

Дрожа, мы забираемся под одеяло.

Кожа у моей жены гладкая и холодная, губы – мягкие и теплые.

Я целую ее.

Она говорит, что хочет меня.

Быть с Дэниелой – это и есть определение дома.

Я помню, о чем думал, когда в первый раз, пятнадцать лет назад, занимался с ней любовью. Думал, что нашел то, что искал, сам того не сознавая.

Сегодня та догадка – истина. Под нами тихонько скрипят половицы, и луна, заглядывая в щель между штор, высвечивает лицо Дэниелы – голова откинута, рот распахнут, и губы шепчут, настойчиво и требовательно, мое имя.

* * *

Мы оба мокрые от пота, и наши сердца бегут наперегонки в тишине.

Ее пальцы копошатся в моих волосах, и в темноте она смотрит на меня так, как я люблю.

– Что? – спрашиваю я.

– Чарли был прав.

– Насчет чего?