Темная материя

Комиссар думал, что готов уже ко всему, и все равно испугался. Глаза Майки смотрят без всякого выражения, губы стиснуты. Скулы так обтянуты, что лицо похоже на маску, которая ей стала мала. Ее откровенное нежелание начинать разговор дает комиссару время на то, чтобы на несколько секунд впасть в растерянность. На светозарный облик Майки легла тень, и Шильфу показалось, будто сквозь тьму проступают очертания рослого мужчины. В нем вдруг всколыхнулось желание сделать все, чтобы помочь Майке. Он готов пожертвовать собой, чтобы отвратить нависшую над ней катастрофу, хотя и пришел, как всегда, в качестве церемониймейстера катастрофы. Майка стоит перед ним неподвижно, как столб, для него она просто жена свидетеля, то есть к делу имеет самое второстепенное отношение. Не впервые Шильф проклинает свою должность. За стеклом, только за стеклом — так внушал он студентам полицейской школы — проводит свою работу следователь. Чужие жизни для него как собственное прошлое. Он может рассматривать их, но не вмешиваться. Изменить что-либо тут все равно уже поздно.

Шильф будет говорить с Майкой на «вы», задавать ей вопросы, не выдавая, отчего у него сжимается горло. Да и точных слов для этого все равно не найдется.

«При всем уважении к чувствам хотелось бы все-таки, чтобы они не ударяли сразу изо всей мочи, подумал комиссар», — думает комиссар.

— Что вы на меня так странно смотрите? — спрашивает Майка.

— Гляжу, как вы живете.

— Кто вы такой?

— Шильф, — говорит Шильф.

— Он сказал, что знает Себастьяна, — поясняет рыженькая и скрывается во внутренних помещениях галереи.

Брови Майки приподнимаются, отмечая два сантиметра удивленности.

— Только не сообщайте мне дурных новостей.

— Речь о картинах, — торопливо заверяет ее комиссар, и брови Майки снова опускаются.

— Я только еще налью птицам воды.

Оба подходят к решетке. Помогая себе загнутым клювом, еще один попугайчик карабкается вниз по прутьям. Спустившись на уровень лица Шильфа, он приостанавливается. Два круглых красных пятнышка украшают его щечки, как будто он перестарался, накладывая румяна.

— Они разговаривают?

— Не на нашем языке.

— Сегодня утром я в городе разговаривал с одним попугаем.

— Наверняка это был Агфа. «Внимание»?

Неплохой повод, чтобы поулыбаться друг другу. Майка им не воспользовалась. Она просовывает сквозь решетку носик лейки и наполняет поилку.

— Как его зовут?

— Корелла. Из семейства какаду.

— Я про его собственное имя.

Птица перед лицом Шильфа закончила экспертные наблюдения и продолжила свой спуск по решетке, с тем чтобы принять участие в поедании арахисовых орешков. После крошечной заминки Майка, преодолев себя, отвечает:

— Его зовут Ральф.

— А эти двое вон там, — быстро показав на парочку, милующуюся на насесте, спрашивает Шильф, — это влюбленные?

— Два петушка. Ласкаются для возбуждения мозга и половых желез.

— В этом польза мужской дружбы?

— У корелл, — бесстрастно отвечает Майка.

Ее глаза, окруженные светлыми ресницами, немного воспалены и глядят немигающим взглядом, словно разучились моргать. Они бесцеремонно смотрят комиссару прямо в лицо.

— Пойдемте в дом, — говорит Майка. — Там можно побеседовать о картинах.

Два стула, к которым устремилась Майка, стоят посреди комнаты и для задушевной беседы отстоят слишком далеко один от другого. Стулья красные и перекручены таким образом, что спинка подпирает не позвоночник, а правое плечо сидящего. Шильф видит творческую волю дизайнера, витающую вокруг этих объектов в виде разноцветного облачка, и усаживается с неохотой. Ему так и не удается найти для себя подходящее положение. В конце концов он располагается, как подросток на автобусной остановке, упершись локтями в колени. Ему остается только надувать щеки для важности при виде того, как элегантно, нога на ногу, сидит Майка на своем вывернутом стуле, однозначно представляя собой самое выдающееся произведение искусства во всей галерее. За спиной у нее всю стену занимает художественная фотография колоссальных размеров. Хотя на этой картине нельзя различить ни одного предметного изображения, Шильф тотчас же понял, что на ней представлено. Уличный перекресток ночью, заснятый при выдержке в несколько часов.

В изобразительном искусстве Шильф ничего не смыслит, так что выдать себя за потенциального покупателя ему могло взбрести только в минуту временного помрачения. Голова покрылась испариной, и пот стекает по затылку. Такая, как она сейчас есть, сидящая перед ним на стуле, неприступная, сюрреалистичная, источающая холодноватость, как Ремесленный ручей перед ее домом, Майка представляет собой единственное в этих стенах творение, которое Шильф, не сходя с места, приобрел бы прямо со стулом. Он поставил бы ее в своей квартире и держал бы там, чтобы она сидела и не двигалась и ничего не говорила, по крайней мере при нем. Неудивительно, что Себастьян ее любит, думает комиссар. Рядом с такой женщиной, как Майка, бледнеют все вопросы о законах природы. В любом из всех мыслимых параллельных миров она присутствовала бы, оставаясь всегда равной себе.