Темная материя

Плохо соображая спросонья, он лежит в темной комнате; ему потребовалось некоторое время, чтобы все стало на свои места. Столпившиеся вокруг тени — это вещи, которыми обставлена фрейбургская служебная квартира, а пронзительный звук, который терзает его нервы, исходит не из птичьего горла, а от звонящего телефона. Шильф безрезультатно пробует нажимать кнопки мобильника, пока его наконец не осеняет, что нужно встать с кровати и подойти к стационарному телефону.

— Это ты, Рита?

На другом конце раздается звонкий смех:

— Извини, но тут нет никакой Риты! Это я.

В жизни комиссара таких «я» очень немного. Большинство людей, с которыми ему доводится познакомиться поближе, рано или поздно исчезают за решеткой в местах заключения. Поэтому ему не приходится долго гадать.

— Откуда у тебя номер моей служебной квартиры?

— Да ты же сам мне его и дал.

Юлия права: на каждое «я» должно быть свое «ты». С тех пор как Шильф повстречался со своей новой подругой, она всегда оказывалась права. Она как будто не находит в этом ничего странного. Комиссар мысленно видит, как она сидит в кресле возле телефонного столика и указательным пальчиком ковыряет дырку в прохудившемся носке.

— Я тебя разбудила? — спрашивает она.

Шильфу было не с руки зажечь свет. За притворенными дверями кухни и ванной залегла непроглядная темень, словно там производится ночь для всей страны.

— Нет, — заявляет он упрямо. — Зачем ты звонишь?

Снова смех:

— Спросить, как ты там поживаешь.

Повод вполне обыкновенный, но для Шильфа это все же неожиданность. Юлия на десять лет старше Риты Скуры, однако в глазах Шильфа обе они одинаково находятся по другую сторону разделительной черты между молодостью и старостью. Она принадлежит к новому поколению, представители которого воспринимают себя и других не как неповторимую личность, а как одного из множества подобных; эти люди придерживаются прагматичных форм общения и ведут себя со всем светом запанибрата. Сталкиваясь с такими простецкими понятиями, Шильф, испытывающий огромное почтение к бесконечной сложности мира, может позволить себе приятную расслабленность в сознании, что сам является представителем позавчерашнего дня. Тот, кто, как Юлия, способен ворваться в жизнь совершенно незнакомого человека со словами: «У меня нет работы, нет семьи и никакого желания знакомиться с „Хартц IV“» [27], может и позвонить, для того чтобы узнать, «как ты там поживаешь».

— Хорошо, — отвечает Шильф, что одновременно содержит и правду и ложь, а потому требует дальнейшего уточнения. — Убийцу я нашел. Теперь задача в том, чтобы защитить его от полиции.

— А я думала, ты работаешь на полицию.

— Это не упрощает дела.

— Ты что — втюрился в убийцу?

Тут уж и Шильф поневоле рассмеялся. Если бы он мог хоть разочек взглянуть на жизнь глазами Юлии! Вероятно, для нее жизнь похожа на четко структурированное здание — не просто домик для одной семьи, что было бы слишком скучно, а, может быть, цирк шапито, с входом и выходом, со скамейками и с крышей. Комиссар буквально почувствовал запах опилок на арене.

— Если выразить это несколько иначе, — объясняет Шильф, — то он для меня — большой человек, из тех, кому нельзя не отдавать должное. Мой долг перед ним — окончательно прояснить это дело. Все другое разрушило бы его как личность.

— Но ведь перед тобой и ставится такая задача — разрушать жизнь убийц.

— Вопрос в том, до какой степени.

— Добрый полицейский спасает несчастного преступника! Звучит романтично.

Длина телефонного шнура и малые размеры квартиры позволяют Шильфу отойти с трубкой к балконной двери. Балкончик за ней так мал, что едва хватит места, где постоять. «Спасти, в сущности, мы всегда хотим только себя, — думает комиссар. — Варианты возможны лишь в том, от чего».

— Хочешь верь, хочешь не верь, — говорит Шильф, — но я готов сделать все, для того чтобы помочь этому человеку.

— Я верю тебе, — с нежностью говорит Юлия. Она правильно истолковала его затянувшееся молчание. — Я верю всему, что ты мне рассказываешь. Хотя бы по причинам фундаментального свойства.

— Это в каком смысле?

— А ты не понимаешь?

— Нет.

— Я люблю тебя.

Комиссар невольно качает головой. Вот она снова дала о себе знать — мысль о том, что в его жизни образовалась полная неразбериха. Откуда-то издалека напоминает о себе пульсирующая головная боль. Почему-то Шильфу вдруг вспоминается Майка. Одновременно он ощущает, что пропустил обед, а ужин проспал. Он закуривает сигариллу и затягивается дымом. Где-то в глубинах тела никотин отыскивает парочку гормонов счастья и высвобождает их. Легкое головокружение и мягкий спад напряжения. Должно быть, то же самое испытываешь, когда умираешь, — как ощущение от выкуренной натощак сигариллы.

— Так, значит, ты там еще немного задержишься, — говорит Юлия.

— Похоже, да.

— Хорошо. Тогда я приеду тебя навестить.

— Завтра я не могу, — быстро говорит комиссар. — На завтра у меня уже кое-что намечено.

— Тогда послезавтра.