Темная материя

Вечером они встречались в библиотеке. Оскар прохаживался вдоль стеллажей, время от времени возвращаясь за общий стол с новой книгой. С тех пор как Оскар взял себе в привычку, показывая другу какое-нибудь интересное место в книжке, обнимать его за плечи, на скамьях за стеклянной дверью стали стайками собираться студентки-филологини. Когда на какой-нибудь вечеринке Оскар и Себастьян порознь бродили в толпе гостей, Себастьяну случалось взасос поцеловаться с какой-нибудь девушкой. Подняв голову, он непременно встречал обращенный на себя из другого конца зала улыбающийся взгляд Оскара. В конце вечера, проводив девушку к выходу, ее, словно вещь в гардероб, сдавали на руки подвернувшемуся однокашнику. Затем Оскар и Себастьян провожали друг друга домой по темной улице до развилки, на которой их пути расходились. Там они останавливались под фонарем, его свет окружал их шатром, из которого ни тому ни другому никак не хотелось уходить. Трудно было выбрать подходящий момент для прощанья: этот ли взять или все ж таки следующий? Между тем как проезжающие машины заставляли их общую тень оборачиваться вокруг собственной оси, они давали безмолвный обет, что между ними никогда ничего не изменится. Будущее существовало только в виде равномерно и неторопливо развертывающейся ковровой дорожки совместного бытия. Под робкое чириканье первых утренних пташек они поворачивали к дому, и оба скрывались, каждый на своей половине занимающегося рассвета.

В первую пятницу месяца Оскар несколько минут позволяет себе пофантазировать, воображая, будто интерсити-экспресс уносит его сквозь время назад, в одну из тех ночей, когда они прощались под фрейбургским фонарем. К жарким спорам на берегу Дрейзама или хотя бы к раскрытому учебнику, одному на двоих. Затем, ощутив на губах улыбку, он тотчас же переходит в раздраженное состояние. Конечно же, того Фрейбурга с ночными фонарями давно уже нет. Есть круговой туннель под Швейцарией, в котором Оскар сталкивает частицы, разогнанные до скорости, приближающейся к световой. И есть город, в который он едет по приглашению жены Себастьяна на семейный обед. Однажды в пятницу Оскар впервые увидел маленького, как кукла, Лиама. В пятницу узнал о том, что Себастьяна пригласили на работу в университет. По пятницам они могут взглянуть друг другу в глаза, стараясь не думать о прошлом. По пятницам спорят. Для Оскара Себастьян не только единственный человек, присутствие которого он может выносить. Себастьян, кроме того, существо, которое одним легким движением способно довести его до белого каления.

Пока поезд ждет, остановившись на перегоне, Оскар наклоняется к сумке и вытаскивает оттуда свернутый в трубку номер «Шпигеля», который сам открывается на нужной странице. Ему незачем перечитывать эту статью, он помнит ее почти наизусть. Вместо чтения он принимается разглядывать фотографию. На ней запечатлен сорокалетний белокурый мужчина с белесыми ресницами и глазами как из голубого прозрачного стекла. Мужчина смеется, и его рот принимает от этого форму, близкую к четырехугольнику. Этот смех Оскар знает лучше, чем свой собственный. Осторожно погладив лоб и щеки портрета, он внезапно придавливает его большим пальцем так, словно хочет затушить сигарету. Остановка поезда нервирует его. В соседнем отделении мамаша в цветастом платье кормит свое семейство бутербродами из пластиковых коробочек. В воздухе разливается аромат салями.

— Уже четыре! — восклицает отец семейства, лицо которого покоится на пухлом жировом валике. Рукой с бутербродом он хлопает по газете. — Вот! Четвертая смерть. От потери крови при операции. Главный врач по-прежнему все отрицает.

— Четверо негритят, — запевает звонкий детский голосок, — пошли кататься в лодке…

— Тише! — шикает мамаша и затыкает поющий рот куском яблочного пирога.

— «Не кроются ли за этим эксперименты, проводимые фармакологическими фирмами над пациентами?» — читает вслух папаша.

По-мужичьи вульгарно выпятив губы, он пьет пиво из горла.

— Кругом преступники! — говорит мамаша.

— Да их бы всех…

— Будь моя воля…

Оскар снова засовывает «Шпигель» в сумку, подумав про себя, что авось при встрече с Себастьяном от него не будет разить салями. Он поспешно встает и уходит из этого отделения. Поезд внезапно дергается, и он еле удерживается на ногах.

«На войну бы отправлять это дурачье! — произносит он мысленно, пристраиваясь у стенки в коридоре возле туалетов. — Хоть бы их спалили в дебрях Африки, в азиатских джунглях, да не все ли равно где! Еще пятьдесят лет мира, и народ в этой стране выродится в обезьян».

За окном проносятся первые аккуратные садики пригородов Фрейбурга.

3

— Как хороши летние дни во Фрейбурге!

Оскар стоит у распахнутого окна, наполовину закрытого занавеской, и покачивает вино в бокале, вдыхая аромат глициний, красотой которых только что любовался с улицы, выйдя из такси. Хотя одет он, несмотря на жару, в темный свитер, вид у него такой свежий, словно он вообще не способен потеть. За спиной у него скрипнул паркет. Он оборачивается.