Темная мишень

Поляков плохо ориентировался среди развалин мертвого города. Во-первых, одно дело, когда в мирное время двадцать лет назад колесил по улицам и проспектам в собственной тачке, поглядывая на экранчик навигатора, и совсем иное – когда сейчас прешь пехом, причем маршрутом, которым никогда не ходил. А во-вторых, рельеф давно уже изменился до полной неузнаваемости. Дома разрушены, улицы завалены хламом или заросли мутировавшей флорой так, что не продерешься, указатели и таблички поржавели, рассыпались трухой. Все районы, где когда-то жили сотни тысяч людей, теперь превратились в дикие пустоши развалин, населенных лишь зверьем. Сталкеры да дикие караванщики – вот и все, кто ориентировался здесь более-менее уверенно. Но ни один из следопытов Учителя толком не знал района, в котором придется действовать. Вот и выходило, что встретить бродяг на Новокузнецкой, где он едва не загнулся – большая удача. Прямо подарок судьбы. Собственно, если бы не след, тянущийся за ними еще от Убежища, он бы не дошел до Автозаводской. И уж тем более не нашел бы пути обратно. Может, вичуха, в лапах которой он побывал, и доставившая его туда, где он нашел помощь, это тоже знак? Эта мысль заставила губы скривиться в мрачной усмешке. Неплохо прокатился. Прямо доставка авиапочтой…

Грешника устроил маршрут, предложенный бродягами. Они же и вели отряд, отлично зная местность и ее особенности, где и какое зверье обитает. И умело обходили опасные зоны. Сушу предстояло пересечь частично по Третьему транспортному кольцу, затем по боковой эстакаде предстоял спуск по улице Трофимова до Кожуховского затона, дальше опять большой отрезок по льду – примерно до линии разрушенных шлюзов, километра два… Там путь был уже знаком. Поляков именно так и двигался, когда направлялся к Автозаводской. Бродяги также рассказали о стае клыканов, которым едва не попали на закуску в районе злополучной станции. Но теперь Автозаводская останется в стороне, заходить на нее нет нужды, и клыканы будут не опасны.

По снегу, прикрывшему лед толстым и вязким покрывалом, неторопливым маршем двигались целый час, пробивая дорогу кто лыжами, а кто и снегоступами. Та еще заморочка – снегоступы хотя условно и можно назвать укороченными лыжами, но манера ходьбы на них совсем другая. В них хорошо топать по сложно-пересеченной местности, особенно на склонах, но в скорости движения они значительно уступают настоящим лыжам. Ничего, пусть и не сразу, но приноровились, выработали общую скорость, устроившую всех. Тянули по реке, сколько смогли, но все-таки вскоре пришлось выбираться на берег. Москва-река сама по себе не подарок – изгибается и петляет среди городских районов так, что сократить путь через сушу, срезая особенно сильные изгибы, не получается. Бродяги, собственно, срезать и предложили – вывели к улице, которая коротким отрезком пролегала вдоль русла реки, а потом странным зигзагом уходила в глубь разрушенных кварталов. Они даже название этих улиц помнили, хотя табличек почти не сохранилось. Ленинская Слобода… вербальный осколок прошлого.

За этот час пути Поляков о многом успел поразмыслить. Активная прогулка хорошо прочищает мозги.

И первоначальная мысль уничтожить всех обитателей Убежища, очаг заразы, уже отошла на задний план, уступила другому намерению. Месть, само собой, должна свершиться, суровая и справедливая, но теперь не это стало главным. Он и не подозревал, насколько власть, настоящая власть заводит, будоражит нервы, доставляет кайф. Он ломал волю этих людей легко и безжалостно, и ему это чертовски понравилось. Почему он не уничтожил Храмового раньше? Почему жил одним днем, наплевав на будущее? Если бы во главе Затворников стоял он, то его жена осталась бы жива, и жизни дочери ничто бы не угрожало.

Зараза… Любопытная тема. Очень. Очень волнующая. Он ведь и не подозревал, что и сам поражен этой дрянью. Даже подумать не мог, почему-то всегда казалось, что кто угодно, но только не он. Но когда на его глазах дочь и жена исчезли в гудящем пламени бытовки, у него внутри что-то надломилось. И «зараза» этим как-то воспользовалась, завладела его организмом, сжигаемым горем и ненавистью. Теперь-то он знал, что Фиона еще жива. И если с ней что-то случится, пока он добирается до убежища, то Храмовому придется ответить за это сполна. Быстро он точно не умрет.