- Чего переживать? - Высик пожал плечами. - Везло этому гаду как дьяволу, из самых мертвых ситуаций выкарабкивался. А счастье игрока кончается резко и внезапно, таков закон. Вот на мне оно и кончилось. Я вроде того старичка оказался, который...
- Какого старичка?
- Да так, - Высик отмахнулся и дернул стопарь. - Сон снился. Я другого не пойму. Почему я будто наперед знал, как и что будет? Это что, интуиция?
- Возможно, - после небольшой паузы сказал врач.
- То-то и оно, что возможно... А главное, начинала работать эта интуиция с того, что сны мне снились... Которые заживо за прошлое дернули, многое разбередили... Вроде, и вечер такой ясный, и жизнь будто заново начинается... Словно, понимаете, с половины жизни заново родился и все еще впереди... А вот, не получается у меня не вспоминать того, что было в прошлой жизни. Наяву, вроде, давно успокоился, так через сон достают, и снова раны болят. И зачем это? Почему? Я нескладно объясняю, да?
- Отчего же. Все очень понятно. Вы хотите сказать, что, как только вы начинаете предвидеть будущее, сразу прошлое начинает болеть?
- Приблизительно так.
- Это потому, что все нити в будущее тянутся из прошлого. И когда мы беремся за такую нить и тянем к себе, чтобы разглядеть, что ждет нас в будущем, другой конец нити дергает крючок, который в наше прошлое всажен. Можно сказать, мы сами эти крючки теребим, чтобы будущее узнать.
- Красиво излагаете, - усмехнулся Высик.
- На этом вся наука история построена.
- История... - Высик повертел в руке пустой стопарь. - Знаете что, поставьте мне этого вашего... Окуджаву.
Высику хотелось попросить, чтобы врач сразу поставил песню про медсестру Марию, на нее отмотав – но постеснялся: Игорь Алексеевич слишком о многом догадался бы, по этой просьбе.
И перед “Медсестрой Марией” иная песня стала его забирать – та, которую он в первый раз вполуха прослушал, особого внимания не обратив:
…До свидания, мальчики!
Мальчики,
постарайтесь вернуться назад.
…Вы наплюйте на сплетников, девочки,
мы сведем с ними счеты потом.
Пусть болтают, что верить вам не во что,
что идете войной наугад…
До свидания, девочки!
Девочки,
постарайтесь вернуться назад.
- Да, - сказал Высик. – Наплевать на сплетников – самое правильное… - и вдруг резко повернулся к врачу. – Кстати, вы у Андрея Николаевича насчет Стрельца не спрашивали?
- Спросил, не удержался, - усмехнулся врач. – Услышал приблизительно то, о чем весь народ толкует… Но авторитетом знающего человека подкрепленное. Чистая подставка была, чистая провокация. Кто-то “хороший” донес, будто Стрельцов подумывает на западе остаться, если на чемпионате мира хорошо сыграет. Ну, и велели проучить его так, чтобы другим неповадно было. Как ни пытались отбить, как ни клялись, что донос ложный и Стрельцов в мыслях ничего подобного не держал, что без него нашей команде не многое светит – ничего не помогло.
- То есть, заранее все расписано было, - задумчиво протянул Высик.
- Получается, так, - кивнул врач.
- Ладно! – Высик поднял мензурку. – Давайте!..
Придя от врача домой, Высик позвонил Шалому.
- Застрелил я Кирзача.
- Поздравляю, командир.
И все. И на этом тема была закрыта.
27
И был ноябрь, самое начало месяца, и Высик глядел в окно, за которым деревья обнажились от листьев, и струйки дождя текли по стеклу.
Высик припоминал ноябрь пятьдесят третьего года, такой ясный, когда в почти летнем - ну, не летнем, а хорошей грибной осени - солнце волокли по улицам транспаранты к празднику Великой Октябрьской Революции, а сейчас эти же транспаранты над универмагом и над зданием местной администрации, раскиданным по другим сторонам площади, мужики натягивали, облачившись в теплые непромокаемые робы, и все равно ежась от холода и сырости.
Ой, как не хотелось Высику отворачиваться от окна. Но, все равно, надо было.
И он повернулся, и оглядел весь наличный состав отделения.
- Товарищи! - проговорил он. - У нас сегодня очень важное собрание, политическое собрание. Нам надо осудить злодейского и антисоветского поэта Пастернака, который... сами знаете, что выкинул.
- Нам надо письмо отправить, с осуждением? - сразу спросил Филатов.
- Нам... - Высик поймал себя на том, что чуть не сказал, "да пошло оно, это письмо!..", что было бы политически неправильным. - Нам никакого письма отправлять не надо. Нам надо запротоколировать, что мы заняли твердую позицию, со всем ознакомлены, и ведем себя как честные советские люди, соображающие, что к чему. Вася, - повернулся он к Овчарникову, - пиши протокол.
Овчарников молча кивнул. Все видели, что начальник очень зол, и лучше его не трогать, иначе можно по загривку наполучать.