Эшер меня проигнорировал. Довел до лестницы, пропустил вперед таким галантным жестом, что мне захотелось подобрать воображаемые юбки и даже проводил к комнате. Я и правда вряд ли бы ее нашла, столько всего случилось… Но обстановка — довольно спартанская — с двуспальной, но не слишком широкой кроватью, с бежевыми занавесочками и единственным стулом, осталась прежней. Оба чемодана, мой и Люция уже были здесь. А разве его вещи не надо отнести в его комнату? Эшер вежливо улыбнулся и закрывая дверь, сказал:
— Не волнуйся, я знаю, что ты не при чем.
И в двери щелкнул замок.
Я вообще всегда, когда мне говорят не волноваться, сразу перестаю. И когда говорят «да брось, ерунда», сразу бросаю. И когда советуют не париться — перестаю. А уж когда советуют депрессию лечить хорошим настроением, тут же начинаю улыбаться и все проходит. А что, у других как-то не так?
Поэтому я немедленно перестала. Волноваться. Только примерно раз двести подергала дверную ручку, отодвинула занавески и обнаружила за ними алюминиевые жалюзи, закрытые с внешней стороны окна, простучала все стены в поисках тайной двери, немного покричала, попинала дверь, шарахнула стулом об стену и только когда утомилась, села на пол рядом со своим чемоданом и решила все-таки действительно не волноваться. А вдруг обойдется?
У меня зародилось нехорошее такое подозрение, что вся эта суета как-то связана с Люцием. Частично потому, что все странные вещи в моей жизни с некоторых пор связаны с Люцием, а частично… интуиция, что ли? Или то, что его вещи принесли ко мне. Как будто у него нет своей комнаты. Или она ему больше не понадобится.
Если как следует подумать, исключив из уравнения всю сложную кучу моих чувств к вампиру, то ничего хорошего мне без него здесь не светит. Или сожрут, или тоже начнут играть. Обратят ли? А черт их знает, какая тут политика, может быть, квоту на этот год уже выбрали. Да еще и мы приволокли Чезаре.
И вот еще что.
Вернемся к исключенному.
К тому, что я чувствую. К вампиру. Садисту. Абьюзеру. Мудаку. Но это все про него.
А между прочим, еще есть я.
И я его люблю. Существо, которое вытащило меня из моей скучной жизни, исполнило мою мечту не умереть тихонько в старости от рака — ну, этот вариант мне уже кажется не светит. Показало мне такие глубины нашего сумасшедшего мира, о которых я даже не подозревала. И позволило пойти по этой дороге рядом.
«Нет, нет, никакого равноправия», — мысленно успокоила я воображаему тень Люция за плечом.
И раз уж я выбрала любить его…
Значит, я буду любить его так, как умею.
Ну вот как бы и все. Я подошла к двери и еще раз от души ее пнула. Ни на что, в общем, не надеясь, так, выразить эмоции.
Но она открылась.
Я сразу представила, что пока я тут кидалась стульями, кто-нибудь нежный типа Доминго или Уллы заглянул, полюбовался и забыл в шоке запереть меня обратно. Ну или дверь просто сдалась. Ну или я не знаю, они тут специально открываются, только когда принимаешь меняющие жизнь решения. Да и пофиг.
Почему-то я сразу пошла наверх, на ту террасу-бальный зал, поднялась по лестнице и поняла, что не ошиблась. Но кажется, самое интересное уже кончилось. Потому что едва я ступила на этаж, мелодичный голос Эшера произнес:
— Раз мы все решили, наши гости могут больше не задерживаться. Нам было очень приятно и крайне жаль, что вы уходите. Всего доброго.
Я посторонилась и мимо меня прошли штук десять вампиров в черном камуфляже. Вообще можно сказать «черный камуфляж»? Потому что на них были такие военные мешковатые штаны, какие-то перевязи, жилеты, вся эта ерунда, которую обычно делают болотно-травянистого цвета в пятнышко или серебристо-серым под снег. А на этих все было черным с едва уловимыми оттенками цветов. И я не исключаю, что половину оттенков мой глаз еще не уловил.
Но мне было интересно, что там с Эшером. И Люцием, потому что мое сердце пропустило пару ударов, когда из-за спин уходящих я заметила светлые пряди. Кажется, там был кто-то еще, но я уже не обратила внимания, потом что ноги сами несли меня к моему чудовищу.
Чудовище сидело за белым роялем, положив тонкие кисти на клавиши так, что моя учительница музыки упала бы в обморок, а потом долго орала и лупила по пальцам до синяков и вывихов. Жалко, что она никогда не пробовала проделывать это с вампирами.
Напротив, за изгибом инструмента, словно готовясь петь, стоял Эшер, рядом с ним Улла и немного позади Макс, при виде которого меня немного кольнуло чувство вины, даже не поняла, перед кем. Они смотрели на Люция с некоторым изумлением и даже страхом, если я правильно интерпретировало это непривычное для вампирских мимических мышц выражение на их лицах.
— И где ты шлялась? — встретил меня нежный вампир. — Иди сюда.
Он поймал меня… хотела бы я сказать, что за талию, но нет, ниже… и усадил к себе на колени. Как-то обнял, как-то продел руки и, вернув их на клавиши, сыграл длинную музыкальную фразу, очень смутно знакомую. Не из первого ли творения Чезаре?