Темная половина (Dark Side)

Розали перешла к дальнему краю прилавка, где она извлекала пачки сигарет из картонной упаковки, а затем создавала какое-то сложное архитектурное сооружение из этих строительных элементов. Она столь старательно пыталась не слушать речи Тада по своему телефону, что это выглядело просто забавно. Во всем Ладлоу — по крайней мере, в этой части города — не было ни души, которая бы не знала, что Тад Бомонт находится под охраной полиции или еще как-то по-другому называемой этой чертовской услуги. Таду не надо было прислушиваться к молве, чтобы убедиться в том, что город полон всякими слухами о нем, один сногсшибательнее другого. Те, кто не верил в близкий арест Тада за распространение наркотиков, склонились к мнению, что здесь причина в совращении малолетних или избиениях жены. Бедняжка Розали старалась быть максимально вежливой, и Тад почувствовал почти абсурдную благодарность. Он также чувствовал себя смотрящим на нее с противоположного конца гигантского телескопа. Он был сейчас ниже телефонной линии, ниже кроличьих норок, там, где не место белым кроликам, а где живет только старый лис Джордж Старк — человек, который не должен здесь находиться, но как-то появившийся на свет.

Старина Джордж, а ниже в Эндсвилле все воробьи летают снова.

Он боролся с этим ощущением, боролся отчаянно.

— Продолжай, Джордж, — сказал Тад, сам удивленный некоторыми злобными нотками в своем голосе. Он был в смятении, захвачен мощным влиянием расстояния и нереальности всего происходящего… но, слава Богу, голос звучал так бодро и уверенно! — Скажи это вслух, почему ты не делаешь этого?

— Если ты настаиваешь.

— О, да.

— Время начать новую книгу. Новый роман Старка.

— Я так не считаю.

— Не говори этого! — Звуки этого голоса были похожи на свист пуль. — Я нарисовал для тебя целую картину, Тад. Я это сделал для тебя. Не заставляй меня нарисовать еще одну на тебе.

— Ты мертв, Джордж. Ты просто недостаточно разумен, чтобы лечь в землю.

Голова Розали слегка повернулась; Тад заметил один ее вытаращенный глаз, до того как она повернулась назад к своим сигаретным сооружениям.

— Попридержи-ка свой язык! — В голосе послышалась настоящая ярость. Но было ли в нем и что-то еще? Может быть, страх? Боль? И то, и другое? Или он только сам себя дурачит, думая обо всем этом?

— Что-нибудь не так, Джордж? — вдруг насмешливо спросил Тад. — Ты теряешь некоторые свои счастливые мысли?

Там, на том конце провода, наступила пауза. Он был сильно удивлен, выбит из колеи, по крайней мере, на какое-то время. Тад был абсолютно уверен в этом. Но почему? Что вынудило Старка замолчать?

— Слушай меня, друг-дерьмо, — наконец произнес Старк. — Я даю тебе неделю, чтобы начать роман. Не думай, что ты сможешь нагадить мне, потому что это невозможно. — Последнее слово было произнесено врастяжку с дифтонгами «оу» вместо «о». Да, Джордж был опечален. Это могло стоить Таду больших неприятностей в будущем, но сейчас он чувствовал только радость победы. Он прошел через это. Ему казалось, что не только он один ощущал беспомощность и ночные кошмары во время этих задушевных бесед; сейчас он зацепил Старка, и это было просто прекрасно.

Тад сказал:

— Это в основном правда. Между нами нет бычьего дерьма. Что-то другое — может быть, но не оно.

— У тебя была идея, — сказал Старк. — Она у тебя созрела, еще до того, как чертов недоносок вздумал пошантажировать тебя. Та, насчет свадьбы и бронированного автомобиля.

— Я выкинул мои наброски. Те, что делал с тобой.

— Нет, те наброски, что ты выкинул, были моими, но дело не в этом. Тебе не нужны наброски и черновики. И без них получится хорошая книга.

— Ты не понимаешь. Джордж Старк умер.

— Ты — тот, кто не понимает, — перебил Старк. Его голос был мягок, глубок и проникновенен. — У тебя неделя. И если ты не напишешь хотя бы тридцати страниц рукописи, я приду за тобой, старина. Только я начну не с тебя, это было бы слишком легко и просто. Чересчур даже легко. Я сперва займусь твоими детьми, и они будут умирать медленно. Я позабочусь об этом. Я знаю как. Они не будут понимать, что происходит, только то, что они умирают в агонии. Но ты будешь знать, и я буду, и твоя жена тоже. Затем я возьмусь и за нее, только перед этим я сперва возьму ее. Ты понимаешь, что я имею в виду, старина. А уже после них я займусь и тобой, Тад, и ты умрешь так, как еще не умирал ни один человек на Земле.

Старк остановился. Тад мог слышать, как он яростно чешет свое ухо, словно собака жарким днем.

— Ты не знаешь насчет птиц, — мягко сказал Тад. — Это правда, ведь так?

— Тад, не говори чепухи. Если ты не начнешь очень скоро писать, много людей пострадает. Время начинает идти.

— О, я весь внимание, — сказал Тад. — Что меня удивляет, так это то, как ты ухитрился написать на стенах в квартирах Клоусона и Мириам то, чего сам не знаешь?

— Тебе лучше прекратить молоть всякую чушь и начать соображать, мой милый друг, — сказал Старк, но Тад смог уловить нотки некоторого замешательства и даже испуга внутри этого голоса. — На их стенах не было ничего написано.