Анна судорожно перелистывала страницу за страницей. Нет, нет, не то… Очередная книга полетела на пол, где с мягким стуком упала на ковер, примяв страницы, но графиня даже не обратила на это внимания. С непрестанным усилием она вновь принялась штудировать библиотеку, пытаясь убедить себя, что сможет найти ответ. Эдвард так любит книги! Он умный, он знает, что они хранят в себе все тайны человечества — так почему бы им ни помочь графу и не найти противоядие? Эдвард…
Как страшно! Анна боялась даже подумать, что с ним может произойти что-то… такое. Что-то страшное. Что нельзя будет повернуть вспять. Гнала от себя ужасные мысли и картины, которые рисовало возбужденное воображение.
Ветер с неистовой силой ломился в окна, сотрясая тонкие стекла. Еще один, чуть более сильный удар, и чуткий слух вампирши уловил, что оконная рама распахнулась. Анна настороженно подняла голову. Едва слышно скрипнула половица, словно чья-то невесомая нога осторожно ступила…
Графиня в испуге вскочила на ноги. Конечно, это мог быть один человек на всем свете! Кто же еще заявится в поместье Анны Варвик, как вор, проникая через окно? Эта охотница — нет, эта убийца Ева! Словно чувствуя, что граф все еще жив, она решила таким бесчестным способом добить его. Не в равной схватке, этого она сделать не смогла — и теперь решила убить его беззащитного. Эти мысли пролетели в голове графини за одно мгновение. Она стремительно бросилась к столу, где в одном из ящиков лежал кинжал дамасской стали, оставшийся еще со времен жизни лорда Сэнжа. Сжимая кинжал в руках, графиня направилась в гостиную, где готова была увидеть страшную картину.
…Слегка приоткрыв дверь и заглянув внутрь, Анна еле сдержала возглас удивления. Нет, вовсе не охотница наведалась в поместье столь странным образом. Увиденная картина потрясла графиню до такой степени, что она не знала — как поступить — пройти ли внутрь, или молча закрыть дверь, чтобы не дать понять Эдварду, что она здесь.
Вик стояла на коленях рядом с диваном, почти не двигаясь — и Анна не могла рассмотреть ее лица, но ей и не нужно было видеть его, чтобы понять, что чувствует эта девчонка.
Как же она раньше этого не замечала! Нужно было быть слепой, чтобы не увидеть, как безумно эта нищенка влюблена в Эдварда. В
Девочка была не просто влюблена в Эдварда, она любила его так страстно, что готова была отдать свою жизнь за него… чтобы спасти его. Девчонка сделала то, что не смогла Анна. Сейчас она ведь даже не могла сердиться на Вик, не имела никакого морального права — та спасла ее любимого. Но нет, она чувствовала, что начинает тихо ненавидеть девчонку. Подлое, мерзкое чувство.
Эдвард сделал то, чего она опасалась больше всего — произвел на свет еще одного вампира. А ведь она, Анна, была единственной. Исключительной. Любимой. Навсегда, до скончания веков.
Краем сознания она почувствовала, что Эдвард догадался о ее присутствии. Лишь за мгновение до того, как граф повернул голову в ее сторону, Анна бесшумно прикрыла тяжелую дубовую дверь и медленно пошла наверх.
27 сентября 1888 года
Сухая ветка настойчиво, словно в истерике, билась в окно, призывая обитателей поместья обратить на себя внимание. Но дом умер. Умер окончательно, как только за молодой девушкой, Мартиной Новачек, закрылась входная дверь. Хозяйка даже не заметила ее исчезновения. При одной мысли о графине Анне у Мартины помутнело в глазах, а неописуемый страх и отвращение заставили бывшую горничную повернуться и поднять глаза на старое поместье. В кабинете Анны горел тусклый неровный свет лампы, который казался еще таинственнее в этот поздний час.
Мартине еще никогда не доводилось бывать на улице поздней ночью, когда спит весь город, даже последний пьяница вернулся домой, и бродячие собаки заснули, не беспокоя окрестности громким надрывным лаем. Девушка бросила в последний раз взгляд на поместье и перекрестилась дрожащей рукой. Она подняла с земли мешок со своими вещами, собранными в крайней спешке, и побежала к воротам поместья, не оборачиваясь больше назад. Подальше от этого проклятого места!
Около часа Мартина шла до Праги в кромешной тьме по неровной, неосвещенной дороге, но страх оставил ее. Страх остался в поместье.
Только оказавшись у порога дома, где жила ее семья, девушка смогла расплакаться. Она опустилась на грязные каменные ступеньки квартирного дома, и, казалось, ничто не могло заставить ее подняться. Пусть родители будут сердиться на девушку, что она оставила работу горничной, которая приносила так много денег семье, но они должны, просто обязаны были ее понять!
— Мартина! Эй, это же Мартина Новачек, дочь Джозефа! — кто-то потряс ее за плечо.