Когда она приближается, старуха плюет в нее, проклинает, толкает на гору вязанок. Растерянность. Предательство. Мужчины оставляют ее, передав в руки женщин: те плюются, проклинают ее, а эта старуха усердствует больше всех, подбирается к ней поближе и грубо с ней говорит, но втихаря сует ей что-то в руку. «Вот, маленькая сестра, — шепчет старуха, чье судорожное дыхание выдает ее собственный страх, — вот, маленькая сестра». А сует она ей выжимку сонной одури, белладонны, которая станет ее единственным спасением в огне. И вот среди пыток она находит утешение, зная, что сестры ее не предали; она сгибается в три погибели, чтобы незаметно проглотить белладонну, а старая женщина делает вид, что бьет ее и осыпает проклятиями.
Да, теперь ей уже не нужна помощь, и единственное, что ее тревожит, — это цепь. Как же она передаст цепь, если они не позволяют маленьким сестрам подойти поближе? Как споет она песню смерти одной из них? Две тысячи лет, и цепь разорвется? И как же она, Аннис, сможет умереть без «Колыбельной смерти»? О маленькие сестры! О маленькие сестры! Мое сердце — маленькая птица! Вырвите его из моей груди!
И конечно же, есть сестры, высоко поднимающие вязанки хвороста, чтобы сжечь ее! И есть другие, кого она должна знать. Вот седовласый священник, чье имя должно быть ей известно: он проклинает ее с колоколом и книгой
4. И есть другой человек, чья постель ей хорошо знакома, — он подносит факел, чтобы поджечь хворост. Кто эти мужчины?Сонная одурь оказывает свое действие, отуманивает чувства, закрывает ее глаза — слава маленьким сестрам, которые не оставили ее в этот час! И хотя языки пламени лениво лижут хворост у нее под ногами, а снизу поднимаются плотные серые столбы дыма, она видит, как сестры смотрят, смотрят молча, пока остальные вопят; имена, которые она должна знать, имена, сбивающие ее с толку, старшая Лиз, рыжая Белла, а вон та, с огненными волосами, поворачивается к ней — это Мэгги!
Смятение! Белладонна одурманила ее чувства. Как такое может быть, если Мэгги — это она? Я Мэгги, нет, я Аннис. Белладонна. И тут острый запах горящего каштана касается ее ноздрей. Каштан! Сестры! Они знают!
Пламя гаснет. Она все еще жива, огонь ее не тронул. Ропот и страх толпы. Они снова поджигают вязанки каштановых веток. Во второй раз появляется дым, а огня нет. Сестры! О эти сестры!