Она не хотела ничего терять — ни Алекса, ни детей, ни домашнего очага. Но ее ужасало ощущение хрупкости всего этого, ведь достаточно мимолетной небрежности — и все погибнет... «Чтобы любовь длилась семь лет и чтобы избавиться от любого страха». Что ж, семь лет любви у них уже было, и, возможно, их чувство себя исчерпало. В этом был самый большой страх Мэгги: вдруг что-то незаменимое они уже растратили?
Тем утром, в лесу, ей был послан знак, который просто не мог ее не вдохновить. Она сидела под деревом, погруженная в мечты, и к реальности ее вернуло чуть заметное трепетание какого-то живого существа. Его полосатая расцветка так хорошо сливалась с листовым перегноем и желтеющим папоротником, что Мэгги поначалу не обратила на него внимания. Но слабое движение выдало присутствие существа, и Мэгги пришла в себя, мгновенно распознав его по черным и серо-коричневым шевронам, украшавшим все его туловище. Это была гадюка.
Не более чем в ярде от голой ноги Мэгги змея присматривалась к маленькой птице, присевшей на поросшее мхом гнилое бревно. Женщина недоумевала, почему птица не улетает. Это был крошечный крапивник, сидевший достаточно близко, чтобы она могла заметить: он смотрит на змею. Мэгги поняла, что крапивник находится под гипнозом. Он был парализован взглядом гадюки.
Большинство змей уже приготовилось зимовать, но, как видно, эта гадюка не торопилась впадать в спячку. Мэгги почувствовала особую значимость момента. Это был подарок, послание от Природы. Мэгги прищурилась и вытянула шею. Потом тихо зашипела. Это казалось безумием, но она поверила, что сможет подчинить змею своей воле.
— Оставь птицу.
Мэгги не знала, произнесла она это вслух или только подумала, но слова вырвались у нее, точно шумное дыхание, которое она задерживала. Гадюка перевела взгляд с птицы на женщину. Мэгги хлопнула в ладоши, и крапивник улетел. Змея скользнула в гущу папоротника.
Какое-то время Мэгги смотрела туда, где находилась гадюка, а потом вдруг ощутила пронизывающий холод. Она понятия не имела, сколько времени провела в лесу. Она оделась и направилась к машине.
Кустарники пламенели ягодами и дикими фруктами. Мэгги почудилось, что с глаз у нее спала чешуя. Чернокрасные ягоды бузины боролись за ее внимание с ядовитыми рубиновыми ягодами черной брионии, целебным шиповником, сверкающей рябиной, голубым можжевельником, плодами дикой яблони и сияющими черными стручками сонной одури, смертоносной белладонны. Урожай созрел, и кусты напоминали открытые сундуки с сокровищами. Мэгги твердо решила вернуться позже, чтобы их собрать. Между тем в образах гадюки и крапивника ей было явлено откровение. Вот она — миниатюра, эмблема, уменьшенная копия ее брака. Послание было на языке, которого Мэгги еще не понимала.
Она приготовила масла методом анфлеража: наполнила небольшие емкости лепестками или листьями, залила их оливковым маслом и оставила на пару дней. Она повторила этот процесс несколько раз, выбрасывая старые листья и засыпая свежие в то же самое масло, пока оно не пропиталось ароматом. В конце концов Мэгги процедила масло сквозь фильтровальную бумагу и вылила в бутылку. Прежде чем плотно закупорить бутылку, она добавила туда несколько капель бензойной настойки в качестве консерванта.
Мэгги становилась знатоком и энтузиастом этого ремесла. Она использовала природное чутье и хорошее обоняние, чтобы понять, когда масло будет готово. Потом смешала масла с помощью пипетки и добавила щепотку сухого тысячелистника.
Когда она вдохнула аромат, получившийся в результате, то не смогла сдержать улыбку. Это оказалось не совсем то, чего она ожидала, но безотчетная вера укрепилась в ней, точно добрый гений. Остатки скептицизма были не чем иным, как пленкой, натянутой над пустотой. Былые сомнения пересыхали, трескались, соскальзывали, подобно коже, высвобождая сияющее, влажное существо, таившееся внутри.
Мэгги вылила смесь масел в две маленькие бутылки матового стекла: одну для него, другую для нее.
Той ночью она подождала момента, когда они стали раздеваться в мягком свете прикроватной ламы. Алекс сидел на кровати, расстегивая рубашку. Она склонилась над ним сзади и стала массажировать ему шею. Он был напряжен, а его мышцы оказались жесткими, как натянутые канаты.
— Приятно.
Мэгги окунула пальцы в масло. Алекс попробовал оглянуться через плечо.
— Сиди смирно, — мягко сказала Мэгги и запустила руку ему в волосы.
— А ты помассируешь мне шею, Алекс? Хотя бы минутку? — Она сбросила блузку и протянула ему бутылку, — Возьми вот это.
— Штука сильная.
Он начал растирать масло по ее плечам и спине. Оно заблестело вдоль ее позвоночника и на гладкой, бледной коже.
— Достаточно. Иди сюда.