Для Джейсона время вдруг странно растянулось. Он видел, как Балтир плывет к нему с разинутым в изумленной ярости ртом, угрожающе выставив вперед руки с ядовитыми шипами, как падает, пойманный за ноги Терком. Он почувствовал содрогание пола «Макморы» под ногами бросившегося к нему Гвидо. Он видел, как Боумен с невесть откуда взявшимся в руках оружием отпихнула в сторону пытавшегося прикрыть ее своей грудью толианина.
Но все же у него оставалось время подумать, тряхнуть запястьем и выбросить лезвие силового ножа, тщательно все спланировать. «Какой глаз выколоть первым? — задумался он. — Какой из них повидал больше мучений Сийры, левый или правый? Какая рука держала тот нож? Где в его мозгу запечатлелась ее агония?»
Морган на мгновение прикрыл глаза. Широкое сморщенное лицо ретианина вдруг превратилось во что-то иное. В чье-то другое лицо. Мягкое горло под его пальцами утратило дряблость, стало твердеть, на нем проступила дневная щетина.
Рен Саймон!
Силовое лезвие кровожадно взвыло. Джейсон оскалился, охваченный невыносимым наслаждением мести. Он был уверен, что никто здесь не остановит его. Просто не успеют — все произойдет в мгновение ока.
Он просто защищается.
И вдруг его сознание перевернулось, с него точно содрали слой за слоем все эмоции, и темная ярость улеглась. Осталось лишь воспоминание о лице, невыразимо дорогом для него, воспоминание такое отчетливое, словно сама Сийра встала между ним и съежившимся у его ног существом.
«Нет», — понял вдруг Морган. Его руки разжались, отпустив ретианина, и он отшатнулся назад и непременно упал бы, если бы не оперся о стену. То было не воспоминание.
В его мыслях звучал ее голос.
«Прощай, любовь моя… — еле слышный шепот. — Прости меня».
Дальше — тишина.
ГЛАВА 53
Они высосали из меня почти все, что у меня было. Но я не жалела об этом — слишком велика была радость от прикосновения к разуму Моргана, чтобы печалиться о цене.
Это был единственный выход — единственно верный выход. Я повернула голову и взглянула на орт-грибок, поджидающий неподалеку. Другие висели на ветвях или плавали у берега, похожие на пену. Они были весьма вежливыми и терпеливыми любителями падали. Я умирала; ждать им оставалось не так уж долго.
Рек так и не вернулась. Весь бесконечный день я пролежала; пила воду — только ту, про которую знала, что она собралась после утреннего дождя; так меньше была вероятность, что она кишит назойливой живностью, которая в изобилии водилась во всех остальных местах. Я по привычке проверила, нет ли у ее капель глаз. Тюбика с аварийным пайком хватило до полудня. Поблизости ничего вызывающего аппетит видно не было, а поискать где-нибудь подальше у меня не хватало сил.
Один раз мне пришлось нырнуть под уже изрядно перепачканное одеяло, когда ретианский грязеход, довольно большой — сельскохозяйственная машина, судя по звуку, — промчался мимо берега, окатив его мощной волной, которая вымыла из-под корней отчаянно цепляющихся за жизнь деревьев еще один слой земли. Его хозяина мое убежище, похоже, совершенно не заинтересовало, хотя следы крушения аэрокара, разбившегося ближе к берегу, должны были быть видны как на ладони. Возможно, он решил, что это работа вспыхнувшего от удара молнии пожара — события для расы, живущей исключительно водой и ее дарами, незначительного.
Живот у меня точно огнем был объят. По-моему, в прошлый раз такой боли у меня не было — если Балтир действительно произвел такую же или сходную операцию. Или дело просто в том, что сейчас рядом со мной не было доброй Визрен с ее помощницами? Мне не давала покоя мысль о том, что моя собственная плоть медленно гниет под пластырем. Временами мне начинало казаться, что вонь, при каждом вздохе ветерка поднимавшаяся от черной болотной жижи вокруг, исходит от меня.
Садилось солнце, и давно прошло то время, когда, по самым пессимистическим моим оценкам, должна была вернуться Рек. Только тогда я осознала последний и окончательный выбор, перед которым встала. К орт-грибку, рыскавшему вокруг меня, как мне казалось, в надежде поживиться тюбиком с аварийным пайком, за эти часы присоединилось полчище других. Они деловито поедали опавшие листья и прочий мусор, усеивавший берег, не приближаясь ко мне, но я знала, зачем они пришли. Пожиратели падали чуют слабых и умирающих, иначе им не выжить. Ну и что я буду делать? Экономить силы, чтобы достаться им не этой ночью, а следующей — в лучшем случае? Или потрачу их?
Я не забыла о Джейсоне. Я ни на миг не оставалась одна даже тогда, когда чувствовала его совсем слабо или не чувствовала вообще. Может, наши разумы и не были соединены, но я все время ощущала близость к нему — близость, которая должна была быть чем-то большим.
Я обещала Гвидо освободить Моргана от моего гнева, от клятвы, которую заставила его дать, — отыскать моих врагов и вернуть мне то, что у меня похитили. Первые меня больше не волновали, а о втором я позаботилась сама.