— Да ладно вам, прекращайте. — Бригадир развернулся и ушел на склад.
— Так, я пошел к супервайзеру, раз этот ничего промямлить не может. — Римас протиснулся между работниками и отправился на второй этаж.
Он вошел в офис супервайзера и сказал, что мы не можем работать по причине того, что не хотим бросать мусор на государственный флаг Великобритании. Супервайзер сначала опешил, потом приказал вынуть флаги из мусорника и принести к нему в офис. Что и было сделано. Спустя несколько часов, видимо, получив соответствующие инструкции от вышестоящего начальства, бригадир улучил момент и снова заговорил со мной на тему государственной символики.
— Так почему ты так резко отреагировал на флаги? — спросил он меня, когда мы оказались вдвоем на складе со смолой.
— Эрик, ну я же тебе сказал, что это государственные символы и нас с детства учат относиться к ним с уважением. — Меня уже начинало раздражать то, что ему нужно все объяснять по десять раз.
— Ну в этом же нет ничего страшного! — Он опять завел свою нудную «волынку». — Великобритания очень демократичная страна, и никто ведь не сжигал эти флаги, их просто положили в корзину. Это ведь не надругательство, и не надо забивать себе этим голову. Есть, правда, один район севернее Лондона, где на выборах победили две националистические партии, и там вполне реально получить по морде за такое. А здесь, на юге, тихий уголок и очень толерантные люди, поэтому никто даже внимания не обратит.
В общем, он сделал вид, что прочистил мне мозги, а я сделал вид, что все понял. На том и разошлись. А потом в магазине я увидел коврики, которые кладут перед входными дверями, чтобы вытирать ноги. Они были в виде флага Великобритании. После этого я уже не удивлялся ничему.
За обедом Римас рассказал, что у его подруги вчера был конфликт с начальницей. Начальница была не в духе и наехала, что из-за таких литовцев ее сын после школы семь лет работу найти не может.
От неожиданности я чуть не выронил пластиковую коробку с едой:
— Она че, дура? Хотел бы, давно нашел. Почему-то мы находим работу за полторы-две недели, иногда даже быстрее, а ее болван семь лет на пособии сидит?
— Так он потому и сидит, что платят! На хрена ему работать, если можно не работать? Много ли ему надо на жизнь? За квартиру мама платит, жратву мама покупает. Ему пособия вполне хватает на пиво да на пару косяков в день, ну и ладно! Может, разок в месяц на дискотеку сходит. Он до пенсии будет себе работу искать. — Римас открыл термос и налил себе чай.
— А что, логично. У нас ведь в цеху среди англичан все более или менее толковые мастера — люди предпенсионного возраста. А молодежь, которая приходит на работу, тупая как валенок и ленивая как мерин. Как в той поговорке: «Дай дураку стеклянный хрен, он и хрен разобьет и руки порежет». Из них же больше двух недель не задержался ни один. Работа тяжелая. Ты видел глаза этих несчастных «пионеров», когда им надо сделать что-нибудь посложнее? В реальности стариков заменить-то и некем! Единственная замена — это мы. Эмигранты. Или как они говорят — fucking immigrants (гребаные эмигранты).
— Вот-вот. А потом они жалуются, что у них потомственные безработные. Вон вчера в газете: мужику пятьдесят шесть лет, а он ни одного дня не работал. «Настрогал» восемь детей и жил на пособие всю жизнь. А тут и пенсия подошла, гуляй рванина! Жизнь прошла с толком.
— А ты посмотри глубже. — Я уже начал не на шутку заводиться. — Эти восемь, которые с ним живут, как думаешь, будут рваться на работу? Всю жизнь от рождения и по сегодняшний день они видели, как их папа ничего не делал, но при этом у них все было. Может, и не шиковали, но голыми не ходят и с голоду помирать не пришлось. Так зачем им что-то делать? Зачем напрягаться? Можно ведь жить и так!
— Кстати, — Римас отхлебнул из стакана и поставил его на стол, — я как-то снимал квартирку в доме. Кроме моей, там было еще три. В одной жила социальная семья, типа той, про которую только что говорили, во второй какие-то двое алкашей, а в третьей жил англичанин, который был безработным уже больше двадцати лет и существовал исключительно на пособие. Каждый день он спал до часу дня, потом шел отмечаться на биржу. Он называл ее не job center (центр по трудоустройству), а joke center (шуточный центр). На обратном пути он покупал пару банок пива, косяк марихуаны и шел домой смотреть телевизор. Когда заходишь в самоуправление, где начисляют пособия и бенефиты, на входе висит плакат: «Мы инвестируем в людей». Невольно начинаешь задумываться, в кого же они, в основной массе, инвестируют бабло.
— Слушай. — Мне реально стало интересно. — А как они десятилетиями умудряются сидеть на пособии? Ведь по идее оно должно уменьшаться, чтобы стимулировать поиск работы, и через какое-то время должно полностью сойти на нет.