Вначале лишенные привилегий элиты требовали представительских прав только для себя, как это было в Северо-Западной Европе. Но, ощутив давление снизу, они начали выступать от имени «всего» народа против имперского владычества и верных престолу клиентел (Mann, 1993: гл. 10). Это способствовало появлению левацких форм национализма. Утверждалось, что народы должны подняться против своих угнетателей в качестве пролетариата. В 1911 г. итальянский фашист Коррадини придумал термин «пролетарская нация». Это понятие как нельзя лучше описывает идеологию нацменьшинств, угнетенных враждебной имперской властью. Хорваты, словенцы должны бороться против боснийских мусульман и власти сербов, румыны должны выступать против венгерских угнетателей, словаки бороться с чехами и все вместе воевать против еще более могущественных врагов — германцев, русских, турок. Три имперских народа — немцы, русские, турки, а после 1867 г. еще и венгры — отвечали на эти вызовы великодержавным национализмом, заявляя, что эти мятежи ставят под угрозу их собственное существование. Впоследствии (как это было недавно с сербами в Югославии) они стали проявлять озабоченность положением своих единоплеменников на чужих территориях, где «братья по крови» являются изгоями среди доминирующего народа. Но вначале сформировалась идея органического государства-нации. Давайте вспомним Австрию 1880-х гг. (Schmidt-Hartmann, 1988). В 1882 г. три молодых австрийских политика провозгласили Линцскую программу, основополагающий документ для создания Немецкой народной партии
Эти молодые австрийцы были приверженцами органической концепции нации и государства. Народ, заявляли они, — это единая и неделимая общность. Поэтому государство не должно основываться на принципах институционализации конфликтов и противоречий. Единое национальное движение должно представлять весь народ и уничтожить со временем конфликты интересов между всеми социальными группами. Классовые конфликты и корпоративные противоречия нельзя примирить, но можно сублимировать, переместив их в плоскость борьбы с внешним врагом. В начале XX столетия появилась вера в то, что инструментом преодоления таких противоречий может стать нация-государство. Из идеи трансцендентной нации и государства вылупилась как из яйца философия довоенного фашизма. Фобии доминирующих и подчиненных этнических групп взаимно подпитывали друг друга, создавая неразрешимую «дилемму безопасности». Австро-германцы подбрасывали горючий материал в костер чешского национализма в 1890-е гг. И немцы, и чехи подпитывали словацкий национализм. Тисо, возглавлявший словацких националистов в период между двумя мировыми войнами, выразил общую для всех идею с предельной ясностью: «Нация — это общность людей, объединенная одним происхождением, одним антропологическим типом, одним характером, одним языком, общими традициями, единой культурой, общими целями. Нация являет собой органическое целое в пределах одной территории» (цитата взята из: Nedelsky, 2001: 221–223). Национализм, как и классовые конфликты, живет в постоянной борьбе за идею.
Органический национализм представляет две потенциальные угрозы. Во-первых, он подменяет демократию авторитарным этатизмом. Партии, левые или правые, нуждаются во внутренней партийной демократии. Если этого не происходит, политическая партия вырождается в элиту или диктатуру. Так кто же может взять на себя миссию быть рупором якобы единого народа? Учитывая многогранность любого человеческого сообщества, выражать несуществующее общее мнение, глас народа может только диктатор и его окружение.
Заместитель Тисо, Киршбаум заявил: «Нация сама по себе не может шагать в ногу по предначертанному ей пути, ибо интересы у людей разные, и всегда есть искушение свернуть в сторону. Из этого логически вытекает необходимость в твердом, авторитарном руководстве». Во-вторых, идея органической нации всегда предполагает, что этническое меньшинство или политические оппоненты могут быть лишены равноправного членства в сообществе.
Катехизис националиста включает в себя три главных пункта: