Темная сторона дороги

Мысли его, замедлившиеся от равномерного покачивания троллейбуса, текли важно и бессмысленно, как речи политиков. Читать не хотелось; скользя взглядом по ярким, распихивающим друг друга вывескам, он вдруг вспомнил детство и школу, вспомнил старые троллейбусы и разорванные дерматиновые сиденья, из которых он вытаскивал клочья ваты, пока ехал на частные занятия по английскому. Училка — как ее звали? хотя он никогда этого не знал — пугливо дергала головой, как мелкая птаха, словно опасаясь, что очередной ученик озвереет от неправильных глаголов и сожрет ее со всеми потрохами. Ей не хватало мужества заставить кого-нибудь зубрить правила, но она была доброй и забавной. Николай Петрович вспомнил, что она просила не выбрасывать оставшийся после проезда билетик. Усевшись за стол в пыльной от бархатных штор комнате, он доставал смятый бумажный клочок и отдавал ей. Птица учила его детской считалке: надо было сложить три цифры номера и разделить полученное число на семь. Если делилось без остатка, это значило — к удаче, а если нет, надо было прочитать наизусть стишок: «Единица — слезы, двойка — смех…» Что там дальше? Николай Петрович понял, что подзабыл, и обиженно засопел. Рановато ему еще жаловаться на память!

— Три — к письму, четыре — друг для всех, — пробормотал он под нос.

Как давно он перестал искать вокруг эти маленькие намеки, невнятные шепотки, тайные знаки, ведущие внимательных правильной дорогой? Когда забыл, что нельзя наступать на трещины в асфальте и заглядывать под кровать ночью? В каком возрасте разучился смотреть на черных кошек? Так и с билетиками: ведь он уже миллион лет не считал, сколько там получается в остатке. Может, пора начать? Что судьба приготовила для него сегодня?

Николай Петрович перевернул билетик и вздрогнул.

«Сколько здесь цифр? Не меньше десяти. Без калькулятора я это не сложу, не говоря о том, чтобы разделить!»

Но номер на билете чем-то манил Николая Петровича. Присмотревшись получше, он понял: в конце разномастного ряда гордо выгибали шеи три «семерки».

«А зачем складывать все? — Решение казалось простым и логичным. — Последние три цифры, — Николай Петрович захихикал, радуясь своей изобретательности. — Двадцать один делится на семь без остатка! Билет счастливый! Значит, его надо… съесть!»

Точно, счастливый билетик полагалось скатать в маленький шарик и проглотить. По школе ходили анекдоты про везунчиков, которые, выполнив ритуал, сразу попадали в загребущие лапы контролеров, но это никого не останавливало. Правда, билеты тогда были крохотными и печатались на тонкой бумаге. Николай Петрович с сомнением посмотрел на прямоугольную голубую карточку. Она тянула на целый обед: невкусный и картонный, но зато с чипом внутри.

Но, вообще, взрослый серьезный человек, ведущий специалист по логистике и претендент на должность заведующего отделом, не стал бы есть билетики.

Николай Петрович оглянулся, скользнул взглядом по пассажирам; потом, пряча карточку в ладони, украдкой поднес её ко рту и откусил уголок.

Картон разжевался на удивление легко. «Бракоделы», — удовлетворенно подумал Николай Петрович и откусил еще. Язык слегка пощипывало — видимо, от клея.

— Мне через три остановки выходить, — сообщил Николай Петрович соседке. — На работу еду. А вы? — Привычным движением он отхватил еще кусочек.

— Я? — Соседка мило смутилась, оказавшись слегка увядшей, но еще очень даже блондинкой. — Мне тут по делам…

— А как насчет чашечки кофе? — Николай Петрович стал напорист и смел. Он не отводил взгляда от соседкиной груди, которая явно просматривалась под расстегнутой курткой. Грудь увеличивалась на глазах и уже лезла из выреза двумя соблазнительными полушариями.

— Что вы, мужчина… — польщенно замурлыкала соседка, но тут троллейбус свернул на эстакаду, его резко качнуло, и Николай Петрович почувствовал, что происходит опасное. Ненадежный транспорт завис над пропастью, всего одним колесом удерживаясь на дорожном полотне. Усики его, оторвавшись от электрической паутины, беспомощно разошлись в разные стороны, раскачиваясь и пугая стервятников.

— За добычей прилетели, — сказал Николай Петрович, на всякий случай впиваясь ногтями в сиденье.

— Почему сразу — за добычей? — обиделась соседка. — На заработки…

Но Николай Петрович уже потерял интерес к намечавшейся интрижке. С ужасом он следил, как троллейбус карабкался вверх по накренившейся эстакаде.

— Выбрались! — наконец с облегчением выдохнул он, обнаруживая на месте соседки толстого деда в нечистом пиджаке поверх такого же нечистого свитера.

— Теперь за воду подымют, — невпопад сказал дед.

Стараясь не дышать со стороны старика, Николай Петрович задумался, как можно было «поднять за воду». Имелось ли в виду ее замороженное состояние? Или ароматному деду были известны новые технологии, легко жонглирующие как жидкими, так и газообразными веществами? Хотелось спросить, но Николай Петрович стеснялся.

— Мне через три остановки выходить, — сказал он, чтобы завязать разговор.

— Двести добавили, — загадочно ответил старик.