Темная сторона души

Костю, конечно, расстраивало то, что произошло. Нет, не смерть наглой старухи, которая постоянно смеялась таким смехом, словно у нее горло простужено, а то, что Димкиного и Иркиного папу арестовали. Костя был неглупый мальчик, в свои двенадцать лет понимающий достаточно, чтобы не спрашивать маму, почему тетя Вероника ходит с таким лицом, будто это ее убили, а не кого-то другого. Но мама сама сказала, что дядя Сережа им поможет, а при взгляде на дядю Сережу сразу становилось понятно, что он и в самом деле поможет. Не зря же он рассказывал, как они нашли девушку, пропавшую то ли год, то ли два назад, Костя точно не помнил. Так что напрасно тетя Вероника так расстраивается – все будет нормально.

Но пока «нормально» еще не наступило, Костя всячески старался помочь. Поэтому, когда его отправили за молоком к Леснику, он не стал говорить, что собирался с Димкой вырезать арбалет, а послушно взял бидончик и пошел в дальний конец деревни.

Дом Степана Андреевича Лесникова стоял на отшибе – за маленьким овражком, густо заросшим колючим шиповником. Когда-то дом был добротным, но время и пристрастие хозяина к выпивке сделали свое дело: одна стена покосилась, окна осели, а двор по краям зарос серой, резко пахнущей полынью.

Оглядываясь по сторонам, Костя зашел во двор. Из-за полуразвалившегося сарая слышалось жалобное меканье коз, а в доме громкий голос протяжно пел о черном вороне, вьющемся над головой.

– Степан Андреевич! – позвал Костя, слегка оробев от общего запустения, царившего вокруг. – Я за молоком пришел!

Дверь распахнулась, громко стукнув об стену, и из дома вывалился Лесник, двумя пальцами подтягивая семейные трусы.

– Тебе чего… – начал было он, воспаленными глазами вытаращившись на мальчика. Но быстро вспомнил: – А-а, ты у Вероники гостишь! Давай бидончик сюда, давай, не бойся.

Костя хотел сказать, что не боится, но промолчал. Сейчас Лесник был вовсе не похож на того доброго голубоглазого человека, которого они с мамой встретили в лесу. От него несло тяжелым, удушливым запахом, который не забивался даже горьким ароматом полыни.

Лесник исчез в доме и вернулся спустя минуту, осторожно неся бидончик двумя руками.

– Не пролей, малой, – предупредил он, подавая его Косте. – Скажи Веронике, чтобы послезавтра приходила за следующим, понял?

– Понял. – Костя не стал говорить, что тетя Вероника уехала. – Спасибо, до свиданья.

Он повернулся, уже собираясь уходить, но его догнал голос Лесника:

– Слышь, как тебя… погоди секунду…

Лесник спустился с крыльца и стоял, держась за перила. Неуверенно, даже робко он спросил, не сводя с Кости слезящихся глаз:

– Вероника… она по мужу-то страдает? Или не очень?

– Страдает, конечно, – по-взрослому ответил Костя, не очень понимая, о чем его спрашивают. По его разумению, если дядю Митю арестовали, то, конечно, всем вокруг плохо.

– Плачет? Или, может, нет? – чуть ли не заискивающе задавал вопросы Лесник, подходя к Косте поближе. Неприятный запах ударил мальчику в нос, и ему очень захотелось отойти от него подальше, но это выглядело бы нехорошо, и Костя остался стоять на месте.

– По-моему, нет, – ответил Костя, которого начали тяготить странные расспросы. – Вы лучше у мамы спросите, я ничего не знаю.

– Постой, постой… – пробормотал Лесник скорее не ему, а самому себе. – Жалко ведь ее, правда? Вероника-то у нас – как ангел. Что ж ее мужик наделал? Может, для нее и хорошо, что его посадили.

– Это не он! – возмутился Костя. – Это кто-то другой сделал, мы все знаем!

– И она?

– И тетя Вероника, – подтвердил мальчик. – Я пойду, а то меня мама искать будет.

И он заторопился к калитке, пока Лесник не придумал новых вопросов. Отвечать на них Косте не хотелось. Конечно, мама его искать бы не стала – он же не маленький, но для взрослого отмазка про маму вполне сойдет.

Когда парнишка скрылся из виду, Лесников бесцельно пошатался по двору, попытался выдернуть куст полыни, но тот крепко держался в земле. Тогда Лесник пихнул попавшееся под ногу гнилое полено, тоскливо выматерился себе под нос и вернулся в дом, оставив дверь распахнутой.

Маша ждала, что Сергей зайдет вечером, но тот так и не появился. Она видела Бабкина издалека – сначала его крепкая фигура маячила у Царевых, потом он неторопливо прошел мимо окон егоровского дома, и его голос послышался во дворе большой неприветливой семьи по соседству, с утра до вечера работающей на огромном участке. «Как же их… – пыталась вспомнить Маша. – Бобровы, Барсуковы… а, Балуковы!»