Темная сторона города (сборник)

Пот намертво приклеил к лицу маску придурковатой взрослой девчонки. Она изнемогала от необходимости играть сразу на двух сценах: для людей, которые открывали им двери, и для Веры. Для последней – в особенности. Девочка оказалась природным интуитивом, тонким уличным психологом, изобретательной и психически гибкой, словно проходила практические курсы выживания под руководством инструктора спецназа ГРУ. В общей сложности у Веры наготове было около пяти-шести историй, поясняющих их появление на пороге чужой квартиры, чьи скрытые пружины на поверку оказались просты, как сюжетная тяга телемыла: любовь, смерть, месть, ненависть, убийство, сумасшествие… Может быть, было что-то еще, но Вера не рассказывала романов с продолжениями, а комбинировала отрывочные факты, подходящие, по ее мнению, для очередного индивида. Разумеется, Кира была нечто вроде верительной грамоты, немым – в крайнем случае, мычащим, – кадром старого черно-белого кино «Верьте мне, люди!».

Все это Кира кое-как додумала потом, во время коротких перерывов-переходов между домами или когда меланхолично жевала сплющенный беляш, выданный Верой на обед. Сказалась привычка анализировать поступки, слова, интонации, выражение лица, глаз, жесты. Одно она заметила сразу: девчонка не только не просила денег, но и намеков на это не делала. И еще. Вера совсем не походила на ребенка, который несколько ночей назад нес на себе мертвого мальчика или царапал на бетонной стене короткую надпись – «шу-шу». Не то чтобы она должна была выглядеть как-то особенно, но все же никаких следов подавленности, признаков страха, отголосков печали Кира не замечала. Сомнения крепли. Кто-то маленький и настойчивый внутри нее, нахватавшийся Митькиного скепсиса, начинал потихоньку поднимать голову: «А она должна так выглядеть? С чего ты взяла, что она вообще там была или кого-то тащила среди ночи?»

Вера привычно затягивалась сигаретным дымом и, когда замечала взгляд Киры, подмигивала:

– Ну что, подруга? Дела идут, а?

«Понятия не имею», – могла бы сказать Кира, но только моргала и беззвучно шевелила губами, словно переводила вопрос на санскрит. Она перебирала в памяти свои зацепки, которые при свете дня казались надуманными: первое, второе, третье… четвертое? Кира никак не могла вспомнить четвертый аргумент, побудивший ее выйти на улицу. Мысль ускользала, и вспоминался только давешний сон, да и то как нечто серое, комковатое, но неприятно живое, присутствующее здесь и сейчас. Он распускал внутри Киры холодные чуткие щупальца и осторожно шевелил ими, не давая о себе забыть.

Вера смеялась, затаптывала окурок, и они шли к очередному дому: подъезды, ступени, двери, лица, выплывающие из полумрака квартир, раскачивались гирляндами воздушных шариков, как у той новой аптеки. Лязгали замки, бубнили голоса, а Кира думала о просторных помещениях с простыми панцирными кроватями и старыми матрасами, на которых пятна высохшей мочи составляли загадочные архипелаги. Она вспоминала, что дужки у кроватных спинок легко снимаются и ими можно ударить по голове, рассекая кожу в кровь, металлический привкус холодной перловки на воде заполнял вдруг рот, окружающие краски блекли, скрипели рассыхающиеся полы, и старая краска в лунном свете блестела, как антрацит. Тоска забиралась под одеяло и сворачивалась в ногах клубком, словно кошка, наволочка царапала щеку, кто-то всхлипывал приглушенно в дальнем углу, но на этот звук сознание почти не реагировало, как на постукивание веток в окно – это старый карагач рассказывал сказку на ночь о тех, кто спал здесь до них и будет спать после.

А потом Вера пихала ее локтем в бок, Кира односложно мычала, а картинки ее собственного сиротского детства нехотя растворялись в серой мути, которой были выкрашены стены в подъезде. Она задыхалась…

Часам к пяти Вера тоже сникла.

– Пошли, что ли, Леку искать?…

По прикидкам Киры, им надавали не меньше полутора тысяч только деньгами. Много, наверное. Руки оттягивали пакеты: две булки хлеба, пакет молока, кусок сыра, сметана, немного печенья, сок в тетрапаке, полбатона – грамм на двести – вареной колбасы, пусть и слегка подсохшей (у Киры в холодильнике время от времени гнездились и более мумифицированные экземпляры), яблоки, чай в одноразовых пакетиках, две банки рыбных консервов, плов в полиэтиленовом мешочке, творог… Вера несла что-то из одежды: пару свитеров, куртку, вязаную шапочку с шарфом и маленькие, на Леку, осенние полуботинки без шнурков, на липучке.

Ветер усилился, похолодало градусов до семнадцати, Кира порадовалась, что надела свитер. Вечерний поток транспорта и людей забил улицы плотными, вяло шевелящимися пробками. При этом все суетились, торопились, озабоченно хмурили брови, пихались локтями, гудели клаксонами, моргали фарами, а иногда крыли матом.