Темная сторона изобилия. Как мы изменили климат и что с этим делать дальше

По данным Национальной академии наук, которая уже дважды пересматривала вопрос о безопасности ГМО, такие растения не представляют новой угрозы человеческому здоровью, тем не менее исследования продолжаются. Проблема в другом: семена таких растений продаются только горсткой компаний, игравших ключевые роли в их создании. Рано или поздно любой земледелец, решивший возделывать улучшенные версии сои или кукурузы, чтобы не отставать от соседей, связывается с Monsanto или DuPont и проваливается в мир почти что монополистов.

Сегодня, спустя почти 30 лет с начала использования ГМО, 10 % пахотных земель занято именно ими. Почти все соя, кукуруза, хлопок и канола в Соединенных Штатах — трансгенные; все они изобретены после моего рождения. Вся бушующая зелень, на которую я в детстве смотрела из окна машины, разрослась благодаря тому, что кукурузу и сою искусственно адаптировали к росту на полях Миннесоты, где раньше росли обычные кукуруза и соя. В 1900-х годах модифицированные варианты этих культур были представлены впервые; с тех пор их мировые урожаи выросли еще как минимум на 30 % и увеличились в четыре раза относительно цифр на начало ХХ века.

Генно-модифицированные растения все больше приживаются по всему свету. Так справедливо ли то, что семена, способные прокормить человечество, сосредоточены в руках нескольких американских компаний, получивших право решать, делиться ими или нет?

Вторая проблема ГМО — игра в кошки-мышки с пестицидами. Соединения глифосата — самый популярный в США пестицид. Он останавливает деление тканей растения. Для этого его можно точечно наносить на участке, где нужно остановить рост чего бы то ни было, — например, на почву между посевными рядами на поле. Впервые глифосат начали продавать под торговой маркой Roundup в 1974 году; с тех пор на пашнях Соединенных Штатов было распылено почти 2 млрд т этого пестицида.

В 1996-м компания Monsanto, производившая Roundup, вывела на рынок семена «подготовленных» к его действующему веществу кукурузы, соевых бобов и хлопка. В них был введен ген, нивелировавший воздействие пестицида: ткани растений снова могли делиться. Если использовать модифицированные таким образом семена, больше не нужно заливать Roundup точечно между рядами: достаточно распылить его на все поле — и сорняки погибнут, а ГМ-культуры выживут. С тех пор как улучшенные семена вышли в продажу, использование глифосата в мире резко возросло — более чем в 15 раз за последнее двадцатилетие. Сейчас на наших полях пестицидов столько, сколько не было никогда.

Но история на этом не заканчивается. С порывами ветра, пролетающего над ГМ-посевами, их пыльца переносится в соседние экосистемы и включается в процесс опыления. В 1998 году было известно только об одном виде сорняков, устойчивом к глифосату. Сегодня таких насчитывается уже больше 15. Пестициды, как и все вещества, сходные с антибиотиками, становятся менее действенными по мере того, как объекты их действия эволюционируют, вырабатывая резистентность к основному токсину. И тут мы возвращаемся к древней истине: чем чаще мы полагаемся на пестициды, тем меньше от них эффекта.

Есть и еще один повод для беспокойства. В 2015 году Международное агентство по изучению рака постановило, что глифосат (Roundup) — возможный канцероген, ведущий к росту заболеваемости неходжкинскими лимфомами. Поскольку риск увеличивается прямо пропорционально дозе, страдают от этого в основном люди, вынужденные иметь дело с большими объемами пестицида, — наши фермеры.

Странно, но стоит мне заговорить о сельском хозяйстве, как это неизбежно приводит меня в Айову. И дело не только в том, что я выросла в маленьком городке, большинство дорог которого вели туда вполне буквально. Просто именно этот штат всегда нес на себе тяжкую ношу сельскохозяйственных работ всей Америки. Я росла в 1970-х, когда Айова несколько лет производила почти четверть главных культур страны. Эти земли всегда были — и, вероятно, будут — самой урожайной фермой в мире.

Когда я училась в старшей школе, пашни занимали больше 80 % штата. Сегодня, 30 лет спустя, 80 % Айовы — все еще пашни, потому что меньше они здесь не занимали никогда.

Однако отличие все же есть. В 1970-х в Айове было в два раза больше частных хозяйств, чем сейчас; со временем средние фермы уменьшились, а крупные — разрослись. В год моего рождения обычная ферма в Айове занимала около 80 га. Спустя 50 лет это число сократилось вдвое, зато вдесятеро выросло количество ферм размером 80 га и больше (представьте рядом четыре Центральных парка, чтобы оценить этот размер). Крупнейшие фермы Айовы в два раза превышают размерами остров Манхэттен и ежегодно приносят больше миллиона бушелей кукурузы.

Сейчас в Айове чуть меньше 90 000 «основных операторов сельского хозяйства» (то есть фермеров). Это примерно 3 % населения штата, отвечающие за 10 % его экономики. Тяжкая ноша, без иронии.