Темная сторона Кая

Харрисон и Ноа смотрят на меня сверху вниз и ухмыляются, а я как будто коченею. Сердце колотится в груди, и тошнота поднимается из желудка вверх.

Смотрю на Энтони и молча умоляю его сделать хоть что-нибудь. Эти трое – лучшие друзья, одна компания, но они далеко не равны. Ноа – альфа, квотербек в футбольной команде, лидер в каждой группе. Харрисон – второй, но при этом достаточно тверд и решителен, чтобы принимать собственные решения и заставлять других слушаться его. И последний – Энтони. Самый приятный из них, немногословный и послушный, даже если ему не нравится то, что делают друзья, возражать не станет. И все же, если кто-то и может это остановить, то только лишь Энтони. Сейчас он стоит молча в углу и прячет глаза.

– А я-то думал, тебе нравится мужское внимание, – посмеивается Ноа, надвигаясь на меня. – Разве нет? – Он так близко, что я ощущаю его дыхание. Харрисон все еще держит меня, но даже если бы и не держал, я бы не сдвинулась с места, потому что меня словно парализовало. Зажмуриваюсь…

Металлический щелчок… кто-то поворачивает ручку, пытается открыть дверь. Харрисон и Ноа тут же отпускают меня и отступают. Дверь распахивается.

Мистер Крац, уборщик, чешет лысину над прорезанным глубокими морщинами лбом и в замешательстве смотрит на нас.

– Что тут происходит?

Объяснять я не собираюсь и, протиснувшись мимо мистера Краца, вырываюсь на свободу и бегу. Урок уже начался, и в коридорах пусто. Вылетаю через главный вход и едва не ныряю в снег. Легкий морозец пощипывает нос и уши, но я не останавливаюсь, даже чтобы надеть шапочку. Бегу к парковочной площадке, подальше от школы. К чертям школу. Забыть. Сегодня я туда не вернусь. Чтоб тебя, Ноа Диас… Чтоб тебя, Энтони Винсент, который только стоял и смотрел.

Отдуваюсь, но шаг не сбавляю.

Да, можно было бы пойти к миссис Дилейни и все ей рассказать, но дело зашло слишком далеко, и я хочу сейчас только одного: убраться отсюда куда подальше. Меня начинает трясти, но я убеждаю себя, что это только холод.

Прохожу мимо корпуса начальной школы, мимо пожарной части и церкви. Иду быстро, не понимая, куда именно, пока не оказываюсь у кладбищенских ворот. Дальше – по дорожке. Пытаюсь вспомнить, где повернуть. Последний раз я была здесь несколько месяцев назад. Надгробия засыпаны снегом, надписи на некоторых не разобрать, и я злюсь сама на себя за то, что ищу так долго. Останавливаюсь, перевожу дух, снова оглядываюсь. Занесенное снегом кладбище выглядит иначе. Теперь я иду медленно, проверяю каждый камень и наконец нахожу то, что нужно.

Сметаю с надгробия свежий белый снег. Под ним открываются вырезанные в камне слова:

Дебора Мерфи

5 сентября 1979—18 августа 2016

Любимая жена, мать, дочь и сестра

Любим и скорбим

Опускаюсь на колени, и слезы уже бегут по замерзшим холодным щекам. Обветренные губы дрожат, волнуется грудь, из горла рвутся всхлипы.

– Мне так жаль, – шепчу я и плачу. – Мне так жаль, мамочка.

Сколько же ошибок я наделала за те два года, что живу без нее, без ее совета и указки. Сколько раз молила о внимании отца, пыталась отвлечься, притворялась другой, не такой, какая на самом деле. Я больше не узнаю́ себя. Накачиваюсь пивом, пропускаю без всяких причин занятия. Я столько наговорила и столько наделала такого, о чем теперь жалею. Сквозь пелену слез смотрю на низкое, затянутое серыми облаками небо и представляю, что мама смотрит на меня оттуда. Как бы она огорчилась. Я не та дочь, которую она воспитала.

Мама растила меня хорошим человеком. Учила быть внимательной к людям, улыбаться, стараться делать как лучше. И я старалась. Правда, старалась, но оказалось, что это так трудно. Папа едва помнит, что я существую. Ему тоже тяжело, горе придавило его, и он позабыл, что у него две дочери, которым нужен родитель. Я сглупила с Харрисоном, и теперь по миру гуляет дурацкое видео, которое будет следовать за мной всю жизнь. Я даже поцеловала прошлым вечером Кая, который вовсе не хотел меня целовать. Поцеловала, сама не соображая, что делаю.

За спиной у меня хрустит снег; я слышу чьи-то шаги, а потом кто-то садится рядом. Поворачиваю голову и вижу Кая. Холодно так, что слезы как будто примерзли к щекам. Кай подтягивает к груди колени и смотрит прямо передо мной, на надгробие.

– Твоя бабушка?

Сердце сжимается, я опускаю голову и смаргиваю подступившие к глазам слезы. Кай, наверно, не рассмотрел даты, так что приходится его поправить. Произнести вслух.

– Мама, – хрипло выговариваю я. – Аневризма головного мозга.

– Ох… – В его голосе слышится удивление. Не ожидал и не знает, что думать. Всего лишь позапрошлым вечером я сказала ему, что мама на работе. Он снова смотрит на камень.

Господи, я соврала даже о маме. Отказала ей в правде. Худшей дочери просто не может быть. Закрываю руками лицо и плачу. Внутри все дрожит. Я всегда говорила себе, что я сильная, что никогда не опускаю голову и всегда иду вперед, и вот надо же так сорваться. Наверно, это напоминание о том, что я человек.