Темная сторона Петербурга

— В античную, — говорит, — эпоху был у язычников такой своеобразный способ добывать состояния. Не совсем, конечно, честный, но в наши смутные времена, считай, что почестнее многих. Только, — говорит, — не для слабаков, конечно, такие заработки. Вот, например, ходят слухи, что на Смоленском кладбище знаменитый в 20-е годы питерский вор Ленька Пантелеев спрятал награбленное у граждан добро. Многие этот клад пытались откопать — да никому он в руки не давался. А я вот, — говорит, — в документах поискал, биографию этого типа изучил и практически, — говорит, — совершенно уверен, в каком месте его клад лежит. Мог бы прямо хоть сейчас его достать, тем более что у меня и снаряжение соответствующее подготовлено… Но только, — говорит, — в одиночку сокровища с кладбища доставать несподручно. Среди дня на это дело не пойдешь — опасно, поймают менты, пришьют какой-нибудь вандализм или мародерство. А ночью можно, но кто не испугается на кладбище ночью идти? Все ж мертвяков боятся.

Вот тут он меня и словил, дурака.

Я, говорю, не боюсь никаких мертвяков. Пошли, говорю, прям сейчас, если не врешь. Что достанем — пополам.

— Идет? — говорю. — Если согласен на такой расклад — по рукам.

А он доволен:

— Не идет, а бежит, Максим Сергеевич! По рукам.

Я с пьяных глаз, конечно, ляпнул. Но он не упустил случая — вцепился в меня мертвой хваткой…

В ту же самую ночь оказались мы с этим поганцем на кладбище, и я, бывший офицер Советской Армии, гражданин великой державы, сделался в один миг последней падалью, мусором человеческим — кладбищенским вором.

Я глядел на Максима, раскрыв рот, а он уставился куда-то вперед себя и, не глядя в глаза мне, бесцветным голосом рассказывал.

— Поехали мы с ним действительно на Смоленское. Только прежде мы на такси смотались к нему домой, и захватил он оттуда какой-то заготовленный, видно, заранее сверток.

На дело пошли, когда стемнело. Он хорошо подготовился. С собой у него были два фонаря — один налобный, другой ручной, лопата и какой-то прибор, похожий внешне на миноискатель, но намного миниатюрнее и с экранчиком — я так понял, аппарат этот не просто железо в земле прозванивал, но сканировал содержимое почвы на несколько метров в глубину. И щуп у «тихушника», конечно, был — заточенная железка, главный инструмент могильного грабителя.

— Ну, что, — говорит «тихушник», — Максим? Штаны менять не придется?

Я отшучиваюсь:

— Ковбоям Хаггис, говорю, везде и тепло, и сухо.

Он ржет. Смеялся он, правду сказать, противно — словно захлебывался. Не как люди обычно смеются: «ха-ха-ха», там, или «хи-хи-хи». Нет, он как-то особенно — «тхи-пси-пси» у него выходило, будто он в бороду себе плевал.

Повел он меня по темному кладбищу вполне уверенно к какой-то высокой чугунной ограде. Там включил фонарик, прибор свой взял. Покрутился с ним возле надгробия, потыркался туда-сюда. Потому сунул мне в руки лопату и ткнул:

— Копай, — говорит.

Ну, а я что? С пьяных глаз на автопилоте — выполняю приказ. Копал, пока лопата обо что-то твердое не стукнула.

Тогда спустились мы с ним оба в яму, включили еще один фонарик, смотрим: гробовая доска, наполовину сгнившая.

Проломили мы ее лопатой. Всадили ненароком в какие-то кости… Запах такой пошел — я даже протрезвел наконец. Чуть не сбежал было из-за этой вони. Но этот «тихушник» так профессионально в костях ковырялся — знаешь, как профессор в анатомичке. Я его даже зауважал — вот, думаю, интеллигентская морда, а какой неробкий. И ничего плохого мне в голову не пришло.

А он вдруг говорит:

— Упс! Максим Сергеевич, вынужден вас разочаровать. Клада тут Ленькиного нет.

А мне, честно, уже и не до клада было — выбраться бы из этой заварухи. Домой бы да отсыпаться. Мутило меня уже этого покойника нюхать, а к мощам его я и не приглядывался.

— Зато, — продолжает «тихушник», — имеется кое-что другое.

И выкладывает мне в ладонь орден! Восьмиконечную серебряную звезду, усаженную, как мне показалось, бриллиантовой крошкой.

— Звезда Святого Станислава. Берите, Максим!

Я прямо офигел.

— Что значит — берите? — говорю. — Как это? А… вы? Договорились ведь пополам.

— А! — машет он рукой. Будто бы о пустяках речь. — Я ж перед вами провинился. Обещал большой клад, а тут так, побрякушки. Они, конечно, больших денег стоят. Но это совсем не то.

Я от такого подхода еще больше прифигел. А он разъясняет:

— Могила эта заброшенная, родственники человека, который тут похоронен, в революцию сгинули. Последний внучатый племянник во Франции умер. Ну и кому нужно, чтоб этот орден в земле гнил? Не стесняйтесь, Максим, берите. Через сотню лет гробы здешние так сгниют, что от них и следов не останется, а земля есть земля. Считайте, что вы как археолог эту штуку нашли.

— Археолог? Угу. Ну, а вы-то как?

— А у меня другой интерес, — смеется тихушный интеллигент. — Тхи-пси-пси-пси!

Подумать бы мне тогда тупой своей головой — какой такой интерес может быть у подобного типа? Так нет — на блестяшки пырился!