Темная сторона России

А наша новая позиция находилась в болоте. У пехотинцев лопаток не было, да и яму в болоте не выкопаешь — вода. Изо мха, прошлогодних листьев и сучьев делали подобие бруствера и лежали. Если немец замечал место, то сразу же брал на мушку. Высунешься — и нету тебя. Еды опять не стало. Даже зелени никакой вокруг. Ели то, что рукой вокруг можно было достать. Жрали листья, корни, кору, мох. Однажды мы укрылись и развели костер. В тот день сожрали еще одного фрица подчистую. Появились случаи самострелов — мы все были на грани и от голода, и от безысходности. Как-то связист из соседнего батальона принес известия и мясо с мослами — сказал, что корова забрела. А мы ели суп из фрица и произносили тосты за сытность гансов. А они в это же время ели суп из нас.

Однажды удалось найти схрон в бору — там была картошка. Так мы немного отсрочили муки цинги. Растерли ее в кашицу и прикладывали к деснам. Потом опять попались фриц и коза. Обоих съели.

Нас осталось так мало, что на сто метров был только один боец. Немцы это скоро тоже поняли. Они получили большое пополнение и пошли вперед. Ударили в правый фланг полка. Перед самой моей смертью мы с мальчишками пошли в рейд. Пару суток не спали и не ели и, подойдя напиться к ручью, увидели в нем лягушачью икру. Разделили поровну и съели, а потом поймали нескольких лягушек. Сварили из них суп и разделили на пятерых. Потом я нашел какую-то падаль. От непонятной зверюшки остались только несколько кусков сухой кожи с шерстью и несколько костей. Все опять поделили поровну. Я спалил шерсть со своего куска кожи и съел. Все пористые части кости сгрыз, а оставшиеся твердые сжег и уголь тоже съел. Так все делали.

А потом мы копали яму и складывали туда все свои документы, рацию и другую технику. Все закопали, потому что понимали: не сегодня, так завтра нас уже не будет.

В тот момент, когда я уже прикрывал схрон мхом, накрыли нас гансы. И из минометов, и живой силой.

А нашли меня осенью, в середине сентября. Листва была уже местами желто-зеленая. Осиновые листики дрожали каплями крови на ветру и шелестели так тревожно.

Тревожно-то тревожно, но бояться уже нечего — отбоялись. Только одно было страшно: что не найдут, не похоронят и письмо мое для мамки никто не прочитает и не перешлет.

Нашли меня случайно, лет тридцати женщина, чуть старше меня, наверное. Ткнула щупом в землю да и попала по ключице. Еще раз, чуть в стороне ткнула и по руке проехалась. А потом в пару взмахов саперки сняла верхний слой почвы. Закричала: «Есть! Ребята, и медальон есть!» И еще раз ширкнула мне по той же ключице. Да так, что сама передернулась и начала очищать почву бережнее. Господи, неужели — нашли? Неужели похоронят по-человечески и письмо найдут? Оно в планшетке лежит, пытался подсказать я, а планшетка — под задницей.

Нет, не слышат меня.

Девонька отложила инструмент в сторону и достала какую-то метелку не метелку, а щекочется. Хм, ручка черная, щетка оранжевая — у нас таких не было.

По косточке начала поднимать меня. Хоть бы планшетку нашли да моим весточку передали, мол, Сорокин Иван Романович, тридцати трех лет от роду, из Москвы, жил по адресу. Впрочем, вряд ли бы она дошла. Брату сейчас, наверно, уже лет девяносто. Где он сейчас? Жив ли? Или ждет меня уже там? Ну а Нюта? Не дождалась. Да и верно, живым — живое, а мертвым — мертвое!

Эй, эй, девонька, ты почто ж мое сердце откидываешь? Хоть и похоже на глину, но ведь билось оно! Нет, не слышит. Хотя чего тут кричать, у меня ж вся грудина в клочья разорвана.

Мы тогда поднялись и побежали на фрицев. Нам к дороге надо было прорваться. Все в грязи, в крови, вокруг пацаны падают. Ну вот и сошлись в рукопашной, а тут взрыв — и нет меня больше.

Оглянулся, а тело мое лежит, на голове кровь, грудь в клочья разорвана, в ноге осколок с пару кулаков торчит. Руки подергиваются, а глаза уже стекленеют. Так я и смотрел сам себе в них, пока не понял, что всё, нет меня больше. Я — к телу своему, винтовку хватаю, а пальцы насквозь проскальзывают. Я уж в голос вопить хочу, а ничего не получается. Потом, через несколько часов, гансы прошли, всех проверили, а кто еще жив был, добили. Ну а меня в воронку спихнули. Нас тогда почти вся рота полегла, а немцев так и не смогли выбить. Через месяц только выбили проклятых. Кого из бойцов нашли, тех похоронили, а кого нет, так и оставили. Но после того боя красиво наши шли — шагали и шагали над землей.

А девонька-то села на деревце и закурила. Ой-ой-ой, так я ж сам это местечко минировал, да никто не польстится из фрицев сесть отдохнуть.

Ох тыж. Она меня нашла, а как встанет, так заряд-то и сработает! Хоть бы заметил кто. Уф-ф-ф-ф, заметили — хороший отряд пришел. Увели девоньку, а ее трясет, что осинку над моей воронкой.