Темная сторона Солнца

Вардитер восприняла новость без особого энтузиазма, но свое согласие дала. Ей льстило, что известный ювелир отдает свою дочь замуж не за какого-то богатея, а за ее сына – парня, который всего в жизни добился своим умом. Пышную свадьбу сыграли в лучших армянских традициях. Разбили во дворе брезентовый шатер, созвали всех родственников и соседей и закатили пир, который длился три дня и три ночи. Играла веселая музыка, гости лихо отплясывали и одаривали молодых подарками, а Карен сидел во главе стола и с нежностью смотрел на Лилит, сжимая под столом ее руку. Лилит робко улыбалась и заливалась краской, когда он наклонялся и что-то шептал ей на ухо.

– Замечательная жена моему сыну досталась! Дочь известного ювелира! – восклицала Вардитер, подсаживаясь то к одним гостям, то к другим.

Лилит оказалась хорошей невесткой – скромной и доброй. Наблюдая за тем, как она ловко справляется с работой по дому, Вардитер думала: «Поди ж ты, хоть и хромая, а такая шустрая». Вскоре она перестала замечать ее хромоту, и когда кто-то из соседей шушукался, показывая пальцем вслед Лилит, которая шла на базар, ковыляя, как уточка, Вардитер выскакивала из дома и кричала:

– Чего смотрите? Лучше на своих смотрите!

Она полюбила ее как родную дочь и заказала у знакомой ворожеи лечебное снадобье, которое должно было исцелить невестку от хромоты. Каждый вечер Вардитер молилась перед иконой святой Мариам, крепко сжимая в руках холщовый мешочек со снадобьем, а после подсыпала его в чай невестке, приговаривая:

– Солнце уходит, а вместе с ним и болезнь…

Единственное, что омрачало ее радость, – отсутствие детей. Лилит так и не смогла подарить ей внуков. Ни в первый год, ни на второй, ни на третий. И снова Вардитер бегала по ворожеям, снимая то сглаз, то порчу и молясь всем святым, чтобы те послали ее сыну наследника или, на худой конец, наследницу. После смерти своей любимой дочери Карине она, не задумываясь, решила, что отдаст девочек Карену и Лилит. Но Карине распорядилась иначе. В предсмертной записке она просила мать отдать Арев Карену, а Лусине – своей сестре Гоар. Разглядывая копошащихся в пеленках младенцев, Вардитер пыталась разобраться, кто из них кто.

«Господи, пошли мне знак, не дай ошибиться», – просила она.

И Господь снизошел до нее. Палящее летнее солнце встало в зенит и, пробившись сквозь выгоревшие занавески, залило больничную палату ярким светом. Одна из девочек закричала, жмурясь от прямых солнечных лучей, а вторая, напротив, открыла глаза и довольно засопела.

– Ты – Арев, – улыбнулась Вардитер и повязала пухлую в перевязочках ручонку красной ленточкой, – ты – моя Арев, слышишь?

Анна вздрогнула и открыла глаза. Солнце стояло в зените, голова раскалывалась от боли. Сквозь бинты на ладони проступила кровь. Она не могла вспомнить, как забинтовала руку, как надела пижаму и дошла до кровати. Все, что помнила, – хриплый голос Лусине и свое окровавленное лицо. Вскочив с кровати, она посмотрела в зеркало. На нее смотрела женщина с опухшими глазами, словно изрядно перебравшая накануне. Следов крови не было. Анна приняла душ, набрала номер агентства по продаже билетов и забронировала место на ближайший рейс до Еревана.

– Есть рейс на четыре часа дня, вас устроит? – спросил диспетчер.

– Да, вполне.

– Желаете приобрести обратный билет?

– Нет.

Она наспех упаковала чемодан, позвонила в редакцию газеты, сообщила, что ей срочно нужно уехать в Ереван по семейным обстоятельствам, после чего набрала номер отца.

– Мне надо срочно уехать, пап, и вряд ли я успею заскочить к вам. Но ты не волнуйся, это плановая командировка.

– Я знаю, куда ты едешь, – тихо ответил Карен. – Сегодня утром звонила твоя бабушка. Лусине увезли в больницу.

– Лусо звонила мне вчера вечером.

Анна задумалась: сказать ему правду? Нет, пожалуй, не стоит. Он наверняка передаст разговор матери, а ей сейчас нельзя волноваться.

– О чем вы с ней разговаривали? – спросил отец.

– Да так, о всяком. Ты не расстраивайся и передай маме, чтобы она тоже не переживала. Все будет хорошо.

– Поговори с ней сама.

В трубке послышался вздох:

– Анна-джан, мне так жаль, так жаль. Девочка моя, как же ты там справишься?

– Все будет хорошо, ты, главное, не волнуйся. Я буду вам звонить.

– Хорошо. Анна, чтобы ты ни узнала там, знай – мы с папой любим тебя. Всегда любили и будем любить.

– Я понимаю, мам, я вас тоже люблю. Целую вас. До связи.

Самолет был набит людьми. Мужчина, сидящий рядом с Анной, посмотрел на часы и обратился к ней на армянском языке:

– Разбудишь меня в Ереване, дочка, если я усну?

– Конечно. Я обязательно разбужу вас.

А в это же время в клинической больнице Эребуни, в коридоре отделения реанимации, трое – Гоар, Артур и Вардитер молча ожидали на кожаном диване, уставившись в одну точку – дверь палаты под номером двадцать три.

Старуха Вардитер, высохшая как старое абрикосовое дерево, которое уже давно не плодоносит, но все еще цепляется своими извилистыми корнями за потрескавшийся от жары глинозем, перебирала скрюченными пальцами-ветками янтарные четки. Она раскачивалась взад-вперед и бормотала: