Темная сторона Солнца

Я достала из корзины с грязным бельем все свои вещи, перенюхала их и выбрала более или менее чистые свитер и юбку. Попросила у Гоар денег на проезд. Она открыла кошелек, выгребла мелочь и протянула мне с таким выражением лица, будто я ее ограбила. Я вышла из дома и купила на всю сумму пачку сигарет и пластинку мятной жвачки. Дошла до остановки и стала ждать маршрутку.

На остановке было полно людей. Сбившись в компании по интересам, люди обсуждали последние политические новости и прогнозы на будущее. Вдоль тротуара пестрой лентой выстроились маршрутные такси. Таксисты с тоской смотрели на пассажиров и громко переговаривались: «Чего эти люди ждут? Вы слышали, что автобусов сегодня не будет?»

После таких слов некоторые доставали кошельки, пересчитывали деньги и, обнаружив необходимую сумму, садились в маршрутное такси на зависть тем, кто не мог позволить себе такое удовольствие.

У меня не было денег на маршрутку, но я прекрасно знала, что, если в одну из них сядет кто-то из соседей, он всенепременно оплатит мой проезд, потому что настоящий армянский мужчина всегда заплатит за женщину, пусть даже едва знакомую. Главное, забиться подальше и ехать до конечной остановки. Я пропустила три маршрутки, пока не заметила, как наш сосед Рубен юркнул в одну из них.

Я вскочила следом и плюхнулась на заднее сиденье.

– Привет, Рубен, как дела?

– Привет, хорошо, – вздохнул Рубен и вышел из маршрутки.

Видимо, у него тоже были проблемы с деньгами.

Я ждала, пока маршрутка заполнится людьми, и молила бога, чтобы в нее сел хоть один знакомый мужчина. Когда дверь за последним пассажиром захлопнулась, я вскочила с места и стала пробираться к выходу.

– Остановите, мне надо выйти. Я забыла дома конспект.

Маршрутка остановилась, я вышла и бросила осторожный взгляд на остановку. Рубен увидел меня и усмехнулся. Конечно же он все понял.

– Я забыла дома конспект, – сказала я, поравнявшись с ним.

– Бывает.

Пришлось добираться до института пешком. Почти полтора часа по хлюпающему крошеву из снега и грязи. Я неспешно брела по тротуару, рассматривая то, что осталось от спиленных почти вровень с землей деревьев – одинокие пни в окружении полусгнивших прошлогодних листьев. Судя по влажной, с желтоватым отливом древесине и свежим опилкам, некоторые деревья спилили недавно. Может быть, даже этой ночью какой-нибудь отчаявшийся житель вышел из подъезда ближайшего дома и спилил дерево, которое посадил его отец или дед.

Я прошла мимо очередной остановки, на которой толпились такие же горемыки. Увидев меня, пожилой мужчина в клетчатой кепке махнул рукой и крикнул:

– Девушка-джан, ты не с конечной остановки случайно идешь?! Там автобусов не видать?!

– Не видать. Говорят, что сегодня только маршрутки работают.

Мужчина вздохнул и двинулся следом за мной.

Я шла, всматриваясь в окна домов, из форточек которых торчали трубы печек-буржуек. Некоторые источали клубы дыма, по внешнему виду которого я могла легко определить, чем топят печь. Черный густой дым с хлопьями означал, что в раскаленной жестяной утробе плавится пластмасса или резина. Белый, с легким сероватым оттенком – топят дровами, паркетом или книгами. Тоненькая черная струйка – тщетно пытаются растопить печь чем-то непригодным для топки.

Вскоре пошел снег. Мокрый, с примесью сажи, он прилипал к лицу и стекал вниз, оставляя на щеках грязные разводы. Но меня это мало волновало. Главное, что у меня была пачка сигарет, мятная жвачка и деньги на чашку кофе.

На пороге института я столкнулась с деканом. Он стоял возле крыльца и что-то внушал дворнику, который сбивал сосульки с козырька над входом, ловко подгребал их лопатой и отбрасывал в сторону.

– Умные слова вы говорите, господин Симонян, вот только, не обижайтесь, слова и есть слова, кхе-кхе, – дворник закашлялся и покосился на декана.

– Вы ошибаетесь, Левон Айрапетович. Я считаю, что сейчас, как никогда, важно относиться друг к другу с пониманием. Верните, пожалуйста, украденный стол.

– Не верну. – Дворник с размаху ударил по самой большой сосульке, та разлетелась на мелкие осколки, часть которых посыпалась на голову декана.

– Осторожнее, Левон Айрапетович. Так и убить можно.

– А вы не стойте над душой, господин Симонян, – бросил дворник, подгреб очередную порцию льда и, поднатужившись, отбросил ее в сторону.

– Я не буду стоять, если вы пообещаете мне, что вернете стол. Пожалуйста, – в голосе декана слышались нотки мольбы. – Я все понимаю. Вы вернете стол, и мы навсегда забудем об этом инциденте.

– Тьфу ты! – плюнул в сердцах дворник и бросил лопату. – Я не могу его вернуть, господин Симонян. Никак не могу, уж не злитесь.

– Почему?

Левон Айрапетович шмыгнул носом и с видом нашкодившего мальчишки жалобно посмотрел на декана:

– Я сжег его.

– То есть как это сожгли?

– Ну как-как, а то вы не знаете, как столы жгут? У меня жена болеет, а у сына ребенок маленький. Я разобрал стол на части, отнес домой и сжег. Стола вам жалко, что ли? Все равно студентов меньше, чем этих клятых столов.

Декан махнул рукой:

– Эх-эх, Левон Айрапетович. Ну что мне с вами делать? Разве что отругать и уволить?