— Господи, я не хочу, чтобы ты до конца дней прозябал в одиночестве. Но если я все-таки умру, не мог бы ты подождать год, а? Ведь это не слишком долгий срок, чтобы оплакивать ту, кого ты так любил? Это все, о чем я прошу. А через год ты можешь делать все, что захочешь, но было бы неплохо, если бы ты вспоминал обо мне время от времени и считал свою новую женщину несовершенной почти во всем.
— Почему же только почти? — поинтересовался Алек с улыбкой. — Все или ничего, Анни. — Он приподнялся на локте и поцеловал ее. — Может быть, нам заняться любовью в последний раз, коли ты уже одной ногой в могиле? — Его рука легла ей на грудь, но Анни сжала его пальцы.
— Ты мне ничего не пообещал. Только один год, пожалуйста.
— Согласен на два года, — заявил Алек, уверенный в том, что этот разговор всего лишь результат необоснованных страхов жены.
Утром Анни чувствовала себя лучше, привычный оптимизм сменил мрачное настроение. Алеку, напротив, стало не по себе, словно ее страх передался ему. К тому времени, когда они во вторник садились в самолет, вылетающий в Чикаго, его томило беспокойство. Он сидел, откинувшись на спинку кресла, стараясь не обращать внимания на подступающую тошноту. Анни держала его за руку, положив голову ему на плечо, и читала ему статью из «Береговой газеты». Журналист описывал ее путешествие в Чикаго как очередной подвиг Святой Анни О'Нил.
Ей пришлось провести ночь перед операцией в больнице. Алек снял номер в гостинице напротив. До рассвета он смотрел телевизор, потому что боялся уснуть и не услышать звонка будильника. Ему хотелось повидаться с Анни до того, как ее увезли бы в операционную.
Алек появился в больнице ранним утром и зашел в палату жены, как только ему разрешили. Она была такой красивой и спокойной. Волосы рассыпались по плечам, на лице довольная улыбка.
— Алек. — Она коснулась его руки. — Ты не спал всю ночь.
— Нет, спал, — солгал он. Анни покачала головой.
— У тебя круги под глазами. Ты выглядишь ужасно. Он попытался улыбнуться.
— Спасибо.
Вошла медсестра и сообщила, что Анни пора в операционную. Алек поцеловал жену и долго не мог оторваться от ее губ. Она прошептала:
— Не бойся.
Алек с трудом сдерживал слезы и страх, глядя, как каталку увозят все дальше по коридору.
Операция прошла успешно, и, когда Анни вернулась обратно в палату, она была почти в эйфории.
— Как только кончилось действие наркоза, моей первой мыслью было: «Я жива!» — сказала она с усталой улыбкой. — Только меня сильно тошнило…
На обратном пути ей трудно было сидеть в самолете. Он;: никак не могла устроиться в кресле поудобнее, но не жаловалась.
— Я тут подумала, — начала Анни, когда они пролетали где-то над Виргинией, — что нам надо кое-что изменить в нашей жизни.
— Например? — заинтересовался Алек.
— Нам надо больше времени проводить вместе.
— Замечательно.
— Предлагаю встречаться за обедом раз в неделю.
— Двумя руками «за».
— Это будет долгий обед, часа на два, — продолжала она, — в мотеле.
— Понимаю. — Алек рассмеялся.
— Мне в самом деле это нужно, Алек. — Анни поудобнее устроилась у него на плече. — Нам никак не удается побыть наедине, дети всегда рядом. А это так важно. Это намного важнее, чем ты думаешь, а я не могу тебе объяснить.
Они стали встречаться по пятницам, с полудня до двух часов дня в любом мотеле, где находилась свободная комната Зимой номер найти было легче, а летом они платили значительные суммы, чтобы побыть вдвоем. Но к этому времени Алек уже знал, что эти два часа стоят того. Ощущение близости, царившее в номере мотеля, держалось все остальные дни недели, и он заметил в Анни перемены. Она больше не отдалялась от него, у нее прекратились приступы плохого настроения, так мучившие их обоих раньше. Просто удивительно, как много смогли изменить всего два часа в неделю.
— Я никогда не была так счастлива, как в этот прошедший год, — призналась ему Анни.
Почти год они встречались по пятницам вместо обеда, и ее удовлетворение было настолько полным, что депрессию, в которую она погрузилась с приходом осени, нельзя было не заметить. Анни стала нервной, взрывалась по любому поводу. Когда они занимались любовью в мотеле, она была на грани истерики, молчала, пока они ели то, что она привозила с собой. Разговаривая с Алеком, Анни избегала смотреть ему в глаза. Иногда она начинала плакать без всякой причины. Как-то раз Алек обнаружил, что жена рыдает, лежа в горячей ванне, и он не раз просыпался по ночам, слыша, как она всхлипывает, уткнувшись в подушку. Все стало намного хуже, чем раньше, или Алек просто отвык от этого.
— Впусти меня в свой мир, Анни, — попросил он, — позволь мне помочь.
Но, казалось, она и сама не понимает причины своего отчаяния. Так что Алеку оставалось только покрепче обнимать ее, стараясь справиться с бившей ее дрожью.
И вдруг Анни не стало. В тот рождественский вечер в больнице Алек вспомнил данное ей обещание. Ему показалось смешным, что она просила оплакивать ее всего год. Он и представить не мог, что его когда-нибудь заинтересует другая женщина. Год казался не длиннее той секунды, когда гас фонарь маяка.