Темная вода

Но все-таки он жил, мыслил, в его голове соответственным образом отражалась действительность и претворялась в собственную картину мироздания. Была она, может быть, тривиальна и даже убога, но… – была, являясь к тому же единственным местом, где мог он без опаски самовыражаться и реализовывать свои сокровенные желания. Там он был судьей и палачом своих обидчиков, там он всегда был победителем, и чем далее – тем более безжалостным и безпощадным. Зло, которое с младенческих лет сопровождало его, безцеремонно попирая его самомалейшее человеческое достоинство, постепенно переместилось внутрь его естества и быстро возросло там. Оно превратилось в море черных бурлящих вод, заполнивших все впадины и пустоты его сознания. Оно закипало и вскидывалось огромными волнами, когда извне приходила обида или оскорбление. Его укоряли, а он в ответ выливал им на головы все мыслимые оскорбления и зложелательства; ему били подзатыльники, а он – убивал, оставаясь внешне полностью индифферентным. Не встречая достойного с его стороны сопротивления, эта темная сила преображала его, уподобляя себе самой. Иногда в снах он видел свое отражение в тех темных водах и ужасался его отвратительному безобразию; он пытался бежать, но черная вода всегда настигала его и покрывала по грудь, по шею, с головой… Он кричал и чувствовал, как множество чьих-то мерзких холодных рук из глубины хватают его и тащат куда-то в самую-самую жуть. Черная же вода изливалась мощным неудержимым потоком, срывая с места огромные здания и целые города и, наконец, обретая силу вселенского потопа, покрывала всю землю… А иногда, очень правда редко, ему снилась какая-то женщина. Она всегда приходила в светлом платочке и таком же светлом платье, но лица ее почему-то было никак не разглядеть. Часто она просто молча смотрела на него, но иногда разговаривала и о чем-то просила. Наутро он забывал, о чем, – будто кто-то незаметно выкрадывал из его памяти все ее слова, – но одно все-таки помня: они побуждали к чему-то позабытому, не свойственному ему теперь. И еще: после каждого такого сна он, встав с кровати, обязательно подходил к окну и смотрел на церковь. Долго. Будто пытаясь что-то прочитать на ее потемневшем от времени куполе…

В другие дни он тоже видел из окна церковь. Только в голову тогда приходили иные мысли: наплывало глухое раздражение и недовольство, как будто эти белые некогда стены, увенчанные луковкой с крестом, виноваты во всех его напастях и бедах. Темная вода вскипала ненавистью, и ему хотелось разрушить, разорвать эту картинку в оконной раме, что он мысленно и делал, сразу после этого успокаиваясь.

Книги, которые он прочитал, можно было перечесть по пальцам одной его руки – их бы вполне хватило. Его знания об огромном человеческом мире, раскинувшемся в толще веков и необъятности континентов, были крайне скудны. Но от того он не чувствовал себя ущербным, как, впрочем, и от своей физической слабости: между ним и целым миром пролегла полоса темной воды, на поверхности которой писалась летопись его побед над сильными, умными, дерзкими, удачливыми – над всеми, кто однажды попадал в сферу его восприятия.

После восьмого класса он пошел в ПТУ учиться на автослесаря. Потом работал в автоколонне. От армии его освободили по причине плоскостопия. Раньше ни о чем подобном он и не подозревал – была лишь тупая боль при ходьбе, к которой он давно привык и не замечал. После медкомиссии он долго рассматривал свои ноги, выворачивая кверху ступни, но ничего особенного так и не усмотрел. (Через несколько лет он с режущей душу тоской будет вспоминать это мгновение – каждую мозоль и заусеницу на своих расплющенных ногах, – а зубы до боли прикусят распухший язык…). В это время Сергей уже в полной мере приобщился к спиртному – это было нормально в его среде, за это его никто никогда не осудил…

* * *

Наступил 197… год. Отец в очередной раз вернулся из мест не столь отдаленных. В свои сорок с небольшим был он практически полным инвалидом: туберкулез съел легкие, а водка основательно иссушила мозги. В его лексиконе преобладал отборный мат, с помощью которого он и общался с миром, выражая всем свое твердое неодобрение. Сергей теперь частенько пристраивался на кухню к общему застолью и выпивал наравне со всеми. А пили все, от чего только можно было запьянеть: пиво, водку, дешевое вино, самогон, брагу, одеколон; когда не было этого – пили нечто из аптечных пузырьков и даже клей БФ. Закусывали редко, да и зачем это, когда цель – одурманить мозги? Потом спали кто где: на кроватях, на полу, в туалете… В порядке вещей были всякие мерзкие выходки. Чувство здорового стыда давно было выставлено за их обшарпанную дверь.