А как же с судьбой отобранных для поселения в Западном Берлине йордим и йошрим, особенно молодых? Получил я ответ и на этот вопрос. Мне ответили, во-первых, некоторые поддержанные общиной и Сохнутом "фальшаки". Удалось мне, во-вторых, поговорить кое с кем из старожилов общины. И в-третьих, со мной поделились своими наблюдениями журналисты.
Короче, ответ получился, можно сказать, коллективный.
Начинают новоиспеченные западноберлинцы - частенько еще полулегальные - обычно с многочисленных вариантов знакомой фразы:
- Как меня зовут и откуда я - не спрашивайте. Вы спокойно уедете, а для меня, ели вы в статейке назовете мое имя, здесь начнутся неприятности.
Болезненного вида отец двадцатилетней дочери добавляет:
- У меня в Советском Союзе остались родные и друзья...
- Неужели вы полагаете, - прерываю его я, - что на них хоть в какой-нибудь мере отразится ваш отказ от советского гражданства!
- Что вы, что вы, я знаю, на отношение к самым ближайшим родственникам, даже если жили с нами в одной квартире, не влияет наше... мое поведение. Но не думаю, чтобы моему брату и племяннику было очень приятно прочитать про мое... мои заграничные путешествия.
Оговорками такого рода обосновали нежелание назвать мне свое имя и другие собеседники из "фальшаков".
Некоторые юноши и девушки на людях пользуются даже кличками на американский лад. Мне попадались Джо, Дрю, Боб, Гаррисон. Один парень откликается на совсем уж необычное прозвище - Киссинджер. Не произвел ли на него впечатление частенько публикуемый в изданиях общины фотоснимок, запечатлевший горячее рукопожатие Киссинджера и Галински!
Следует рассказать и о зарегистрированных в полиции уголовных преступлениях молодых "новоселов". Некоторые из них пытались подзаработать, скажем, на мошеннических проделках в магазинах. Купив какую-нибудь вещь в универмаге, парни возвращаются туда без нее, снова берут такую же вещь и уносят ее, прикрыв свою жульническую проделку использованным чеком. В случае удачи парни выпрашивают чеки у вышедших из универмага покупателей и снова принимаются за мошенничество.
Первым в такой уголовщине были уличены бывшие жители Одессы. И слово "одессит" - да не обидятся на меня жители прекрасного черноморского города! - стало в Западном Берлине весьма нелестным. Узнал я об этом в универмаге "Вертхайм", когда мы с другом прохаживались вдоль прилавков отдела мужских сорочек. Пожилая продавщица услышала, как я отозвался о привлекательной безрукавке курортного вида: "Мне не подойдет, меня врачи уже давно не пускают к морю - не то что в Сочи, даже в милую Одессу". Тотчас же метнувшись ко мне, продавщица вежливо, но с довольно хмурым видом на польско-украинском диалекте спросила:
- Господин из Одессы?
- Почти, - шутливо ответил я, вспомнив, как в детстве вместе со сверстниками чрезвычайно гордился территориальной близостью моей родной Винницы к знаменитой Одессе.
- Здесь, извините, не стоит так шутить, - заметила продавщица. И объяснила нам, почему в универмагах так опасаются бывших одесситов...
Для молодых людей, жульничающих в универмагах и промышляющих другими операциями такого рода, это зачастую единственный способ заработать на жизнь - на одни подачки общины и Сохнута не проживешь! Несмотря на обнадеживающие обещания тех, кто усиленно помогал им осесть в Западном Берлине, они за полтора года не сумели найти работу. Неудивительно: в городе 45 000 безработных, причем не менее четверти составляет молодежь. Если кому порой и попадается работа, то случайная, непостоянная и не совпадающая с жизненными планами молодых.
Горькая пища духовная
Встретил я бывшего студента. Знаю с его слов, где и на каком курсе он учился, но умолчу. Он был со мной сравнительно откровенен. После неоплаченного испытательного срока ему удалось устроится упаковщиком мебели. Вскоре фирме подвернулся, однако, более опытный упаковщик, и парня перевели в подносчики.
- Материально помогать отцу и матери я не в состоянии, рассказывает он. - Не могу себя, конечно, сравнить с нищим мандолинистом. Может быть, вы его видели на Курфюрстендам, у него на рукаве желтая повязка, какую при Гитлере должны были носить евреи. Но зарабатываю я пока не намного больше, чем он. Зато пищей духовной идейные покровители питают меня до отвала. - Парень протянул мне брошюрку с изображением семисвечника на голубой обложке. - Вот посмотрите, учебный план на третий семестр.
- Вы учитесь? - удивился я. - Где?
- Я нигде не учусь, меня учат. В школе при общине. Занятия, конечно, вечерние. Учеба вроде добровольная, могут учиться даже пенсионеры. Но, - усмехнулся мой собеседник, - слушатели моего поколения больше интересуют школьное начальство. Нас ведь надо интенсивно закалять в идейном плане. Зато плату за наше обучение вносит община.