Темная жатва (СИ)

Взревев не своим голосом, герцог Торнгардский схватил топор и ринулся с ним на не ожидавшего того убийцу. Свен еле успел увернуться… однако ж успел — благо, в полном доспехе его светлость был довольно неуклюжим. И особенно неуклюжим как раз в помещении, да с таким тяжелым оружием как топор.

Второй раз испытывать судьбу Свен не стал, а просто метнул кинжал Оттару в лицо. И на сей раз убийце повезло: лезвие угодило герцогу прямиком в глаз; падая, тот успел почувствовать, как разжимается невидимая хватка Руны.

Полдела было сделано: оставалось уничтожить Руну Власти, а для начала хотя бы забрать ее, скрывавшуюся под доспехами герцога. С последними Свен провозился примерно полчаса прежде чем плитка с диковинной фигурой оказалась у него в руках.

Тем временем снаружи битва успела превратиться в полный бардак и побоище. Горные кланы снова были кланами, а не войском, и сражались уже не с защитниками города, но с начальниками-торнгардцами… а чаще между собой. Ряды смешались, обратившись в беспорядочное людское стадо; когда же в его сторону полетели горящие стрелы, это стадо в едином порыве бросилось в бегство. И кто-то на ходу смял, втоптал в пыль темно-синий стяг с черной пикой-молнией.

В этой суматохе Свен еле-еле сумел уцелеть, пока добирался до реки, на берегу которой и вырос Кронхейм. Еще больших усилий ему стоило не поддаться на тихие призывы Руны, сулившей убийце хотя бы спасение. И только образ герцога Оттара, коему владение Руной Власти стоило жизни, помог Свену устоять перед искушением.

Плитку с диковинным знаком убийца бросил как мог далеко от берега. И невзначай вспомнил, что в детстве точно так же любил кидать камешки, играя с друзьями. Всех тогда забавляло, если камешек не просто шел ко дну, но еще и успевал попрыгать по воде. Только вот Руна Власти была не камешком, как и Свен — уж давно не мальчишкой; им обоим было не до забав. Легонько и совсем неслышно булькнув, плитка скрылась под водой, а убийца в изнеможении лег прямо на берег. Отчитаться в Гильдии он, как полагал, еще успеет, но прежде, более всего на свете ему захотелось отдохнуть.

Интерлюдия Ночь на границе

Как бывало уже не раз, первыми приближение упырей почувствовали собаки. И не преминули доложить о том своим хозяевам… вернее, старшим товарищам — стражам одной из застав на границе Ульвенфеста и Лесного Края. Хваленый песий нюх не подводил, а близость мертвой разлагающейся плоти хвостатые сторожа неизменно воспринимали с тревогой и отвращением. Особенно если плоть эта, естеству вопреки, вдруг научалась ходить.

За нюхом наступил черед слуха: по шороху травы, хрусту веток и другим малозаметным человеку звукам собаки окончательно уверились, что к заставе приближаются чужаки. То есть, кто угодно, кроме их двуногих сослуживцев. И надлежало в таких случаях если не напугать супостатов; если не отогнать, то хотя бы предупредить своих — тех людей, что доверились им, что делили с бдительными созданиями пищу и кров.

Не подвели собаки и теперь… только вот вместо обычного в таких случаях глухого тревожного рычанья из их глоток вырвался истошный не то лай, не то вой. Выдался он столь громким, что вмиг поставил на ноги не только дозорного, но и двух его сослуживцев, чей черед тогда был отдыхать.

— Да полно вам, — беззлобно проворчал командир заставы, тщась успокоить собак… однако сам при этом не на шутку встревожился. Понимал, что зазря те бесноваться не будут точно — все-таки не подзаборные пустолайки. Ну а коли не зазря, коли четвероногие соратники так напуганы, значит есть чего опасаться и людям. Особенно если людей этих всего трое.

Первую стрелу дозорный поджег и выпустил в ночную темноту почти наугад — просто чтобы увидеть противника в предстоящей схватке. Огонек от стрелы получился слабый и нестойкий, он выхватывал из ночи лишь отдельные отрывки, как кусочки мозаики: иссохшие тела с облезлой кожей, лохмотья, костлявые руки и даже чье-то лицо, изуродованное до утраты людских черт. Однако и того хватило, чтобы подтвердить смутные опасения дозорного.

К заставе медленной и неумолимой поступью двигалась целая толпа.

— Д-демонова теща! — воскликнул страж, — да как же их много!

«…и как же мало нас!» — добавил он про себя.

— Залп! — коротко и привычно выкрикнул командир заставы, пытаясь не терять самообладания. Увы, «залп» вышел довольно жалким: три горящие стрелы, из которых цели достигли две. Третья упала на землю, подпалив сухую траву; на пути упырей вспыхнул небольшой костерок.

Живой человек хотя бы обошел его стороной — просто потому, что ощущения от прикосновения к огню обычно бывают не из приятных. Только вот упыри не были живыми людьми, и не были уже давно. Они шли сквозь пламя напрямик, напролом; не обращая внимания на уже горящих собратьев. И не сошли бы с пути, даже если б перед ними разверзлась пропасть.