Темная звезда

— Я понимаю, монсигнор. Вы правы во всем. Мне будет тяжело без Белки, но я должен быть один, если хочу победить. А Лупе… Хватит на ее век горя… Они поедут в Эланд. Я сам бы просил вас об этом, если бы знал о вашем отъезде. Но, — Шандер заметно колебался, задавая вопрос, — я, конечно, не заменю вам ни Стефана, ни Романа, ни Иннокентия, но я был бы более полезен, если бы знал, чего вы ищете и чего опасаетесь.

— Когда вернется Роман, он скажет все, что знает… Или что сочтет нужным. Я сам мало что понимаю, могу сказать лишь одно: то, что происходит, это не придворные интриги, не борьба за власть и даже не применение Запретной магии в том смысле, в каком ее понимают наиболее разумные клирики. Пришли в движение какие-то малопонятные и, видимо, очень древние силы, о природе которых не знаем ни мы, ни эльфы…

— Эльфы?! Вы снова говорите о них, монсигнор. Что вы имеете в виду?

— Только то, что мы не одни. Рядом с нами когда-то жили, а кое-где живут и теперь другие расы. Эльфы — лишь одна из них, наверное, самая прекрасная, хоть и чуждая нам.

— Неужели вы бывали у эльфов?! — Шандер даже забыл о тех бедах, которые и вызвали этот разговор. — Я думал, вас научили их магии какие-то люди, набравшиеся чужих премудростей.

— Я действительно встречался с эльфами. И ты встречался. И не только с эльфами, вспомни Тисовую падь. Не мы одни живем в Благодатных землях. Есть и другие. Одни враждебны нам, людям, другие равнодушны, но кто-то может стать настоящим другом и союзником. Помни об этом и ничему не удивляйся.

— Но если нам будут помогать эльфы, то и у Михая могут найтись союзники…

— Не «могут», уже нашлись. Я не имею в виду гоблинов. Те — что? Воины, хоть и хорошие, с ними воевать мы научимся. Дело намного хуже. Годой ухитрился спустить с цепи какие-то жуткие колдовские силы. Именно они погубили принцев, я не могу этого доказать, но уверен в этом так же, как и в том, что знаю морской путь из Идаконы в Атэв! — Адмирал досадливо махнул рукой. — Будь проклят тот день, когда я променял море на дворцовые полы.

— Но не случись этого тогда, вы бы все равно вернулись сейчас, когда такое творится.

— Наверное, ты прав, — Аррой сжал губы, глаза его вновь стали настороженными и жесткими, как в море перед бурей. — Я бы вернулся и вступил в бой! Но нельзя биться с туманом! Туман и штиль — это то, что я ненавижу больше всего на свете, — Рене взялся за ручку двери. — Так я жду твой выводок завтра в десятой оре. И, мне кажется, тебе не стоит оповещать об их отъезде заранее, пусть это будет неожиданностью. Не думаю, чтобы Марко попытался кого-то задерживать, но, если ты предполагаешь где-то мель, лучше обойти это место. Объясни отъезд Белки тем, что ей нужен морской воздух, а Марита будет за ней присматривать…

— Это еще вопрос, — Шандер помимо воли улыбнулся, — кто за кем присмотрит. Монсигнор, — капитан «Серебряных» пристально вгляделся в чуть раскосые светлые глаза и решительно спросил о самом страшном: — Вы больше не доверяете королю?

Герцог какое-то время молчал, видимо, составляя в уме приличествующий случаю ответ, но потом просто махнул рукой и, бросив: «Не доверяю и тебе не советую», вышел, плотно прикрыв за собой тяжелую дверь.

2228 год от В. И. Вечер 21-го дня месяца Лебедя.

Высокий Замок.

Илана поднялась к королеве потому, что не могла больше переносить ни общества придворных дам, ни одиночества. Мысли о брате и о неизбежной и скорой разлуке с седым герцогом не давали принцессе покоя. Бесцельно бродя по замку, она несколько раз проходила мимо Коронной башни, и всякий раз видела в окне светловолосую фигуру в лиловом, Герика, казалось, даже не шевелилась. Увидав ее в четвертый раз, принцесса, неожиданно для самой себя, прошла к королеве. Та была со своими дамами, но словно бы их и не видела. Илана приказала всем выйти, и те повиновались, с трудом скрыв облегчение. Принцесса окликнула бывшую подругу, и тарскийка, вздрогнув от неожиданности, оторвалась от своего окна.

Собственно говоря, Илана не представляла, зачем пришла. Надо было убить время, надо было научиться жить в новом мире — без Стефана и, видимо, без Рене. Прострация, в которую впал отец, скрытая тревога в запавших глазах Шандера Гардани, настороженные лица придворных — все говорило, кричало о том, что с прежней жизнью покончено.